Или вот:
"Прежде всего догмат не является выражением истины. Скорее это ее ограждение. Догматические определения (оросы) — это именно определения, это вехи, пределы, стоящие на границах традиции, но не выражающие полноту. Православная догматика — это не истина. Это — указатель на нее. Как дорога в Иерусалим не есть сам Иерусалим, и тем более указатели на этой дороге. Дорожные указатели принадлежат шоссе, но не являются частью дороги или движения или даже двигающегося. Истина есть Христос. Путь к Нему есть Церковь и ее евхаристическое Таинство. А догмат как раз и есть своего рода дорожный знак. Поэтому, по замечательному выражению С. Л. Франка, «разница между Православием и ересью, между истиной и заблуждением не есть разница истины и лжи, но разница между путем, который ведет в гавань, и путем, который обречен на крушение».
Православие является не системой изложения знаний; оно говорит о путях, которыми эти знания могут быть достигнуты. Поэтому и пускается Церковь в «споры о словах». «Мы стояли за один слог... Мы стояли за Бога» — излагает св. Григорий Богослов суть арианской смуты. «Почему не будем спорить о словах? О чем же тогда спорить? На что нам даны слова, если спорить о них нельзя? Из-за чего мы предпочитаем одно слово другому? Если поэт назовет свою даму не ангелом, а обезьяной, может она придраться к слову? Да чем вы и спорить станете, если не словами? Движениями ушей? Церковь всегда боролась из-за слов, ибо только из-за них и стоит бороться»,— горячится один из героев Честертона.
Церковь отстаивает свою веру на ее границах. Догматы — это формулы, которыми вера старалась защитить себя от лжетолкований.
Что есть Православие само по себе — не позволяет адекватно выразить сама апофатическая природа Богочеловечества. Но невозможность однозначно выразить истину не означает невозможности определить ее. Так формулы жизни не знает никто, но формулы ядов известны и многочисленны.
Церковь определяет скорее не учение, разработанное во всех своих пунктах, но лишь основную онтологическую ориентацию.
Традиция — это трансляция синергии. Формы же Традиции, в том числе и догматы — это вешки, которые лицом обращены к людям и говорят: вот та «святая земля», в которую человеку надлежит войти не иначе как «иззув сапоги».
Вне пути — беспутие, а отнюдь не свобода. Поэтому разговоры о том, что «догматы сковывают свободу мысли» не очень убедительны для человека, имеющего опыт мысли и жизни в догматической системе христианства. Честертон однажды сказал, что догмат охраняет широту, как забор охраняет поле. Для примера можно вспомнить первое употребление слова «догмат» в христианской литературе — Деян. 16,4: «Проходя же по городам, они передавали верным соблюдать определения, постановленные апостолами и пресвитерами в Иерусалиме». Определения здесь—«ta dogmata». Это «определение» защитило свободу христиан от иудейского закона с сотнями его предписаний и запретов. По сути, первый догмат христианства гласил: «Запрещено запрещать»
Нечто подобное мы увидим и позднее, в центральном догмате православия — халкидонском, который описывает образ соединения двух природ — Божественной и человеческой — во Христе сугубо апофатически: «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно»."...
