Собъ у человека разрушается постепенно, долго, мучительно. Это, на самом деле, долгий и болезненный процесс. Инструменты для этого разные, но самый главный - это уничижение. Уничижение себя беред Господом, через уничижение себя перед ближним. Собь желает, чтобы весь мир ей служил, все небеса, и, если возможно, и Сам Господь. Чтобы преодолеть это, человек сам должен стать слугою, и обратить свою жизнь в служения перед Господом. Но Господу человек непосредственно служить не может (Абсолютный и Самодостаточный Творец ни в чьём служении не нуждается по определению, и наоброт, всякому по Высшей своей Любви служит), но человек может служить Ему через служение ближнему. Именно об этом нам говорит евангельская история об омовении ног: "Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете." - "кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий–как служащий."
Только служение в уничижении может утеснить собъ в человеке. Когда человек обращает собь свою в раба служений другим, не оставляя ни малейшего просвета для проявления её сущности, только тогда она из хозяина в нём обращается в раба у Господа.
Это и есть подлинная аскеза - служить другим за счёт своего, и чем совершеннее такое служение, тем совершеннее и духовный подвИг (именно подвИг, а не пОдвиг в его нынешнем разумении).
Самое большое и опасное заблуждение, в которое может впасть человек, это вера в то, что он может служить Господу непосредственно, а не исключительно через служения ближнему. Ибо ничто так дьявольски не надмевает собъ человеческую, как представление об избранности своего служения. Это ещё опаснее и губительнее духовно, чем представление о личной избранности.
Кстати, бывает, что любовь к собственному жертвует любовью к мирскому, ради максимального самоутверждения через, вроде бы, "духовное". И тогда человек обращается в гораздо более страшнную обитель демонов, чем до того был, по евангельской притче, о выметенном доме, куда вселяются демоны всемеро худшие.