Если грех - это природная возможность человека
В своем предыдущем сообщении я как раз и писал о том, что грех - не может быть природной возможностью.
Вы писали следующее:
... человек, как существо разумное, обладает способностью самоопределения... Самоопределение - это ... способность самостоятельно выбрать цель.
Грех заключается в неверном предмете желания.
Если грех заключается в неверном выборе предмета желания, а самоопределение - это способность выбрать себе цель, и человек не лишен самоопределения, то
1) либо человек может выбрать неверную цель, то есть согрешить. В таком случае, эта возможность - природная.
2) либо грех не является природной возможностью, человек не может выбрать неверную цель.
Вы уж утверждаете, что человек может свободно выбирать себе цель, в том числе и неверную, однако пр этом утверждаете, что грех не может быть природной возможностью.
Как это совместить?
...
Самоопределение как способность выбора цели - природно, но сама цель - ее выбирает ипостась.
Грех заключается в неверном предмете желания. Неверном - значит противоприродном, не так как замыслено Творцом. Желающий один, следовательно предмет желания - один. Но так как это предмет - в том числе и желания Божественного, то он не может быть противоприродным. Поэтому Христос не может согрешить.
Господь, придя в области Тира и Сидона и войдя в дом, не хотел, чтобы кто узнал; но не мог утаиться (Мк. 7, 24). Если божественное хотение Его всемогуще, Он же не мог утаиться, хотя и хотел, – то, следовательно, Он не мог, восхотев,
как человек, но не как Бог. В данном случае предмет Его человеческого хотения (утаиться) не был предметом Его Божественного хотения.
Если из единства Ипостаси Христа вытекает единство предмета двух Его хотений, то из Троичности Ипостаси Божества так же выводится (вообще говоря) троичность предметов Божественного хотения.
Кратко. Во Христе: Желающий - один, желаний - два, желаемое - одно. Именно потому что желаемое (цель) одно - Христос не может согрешить.
"Поэтому, так как Христос - един, и ипостась Его - едина, то один и тот же Хотящий и так, как свойственно Богу, и так, как свойственно человеку. А так как Он имеет два естества - способные хотеть, потому что они разумны, ибо все разумное и способно хотеть (вообще), и имеет свободу выбора (определенных предметов), - то мы скажем, что в Нем - две воли или два естественных хотения. Он - Тот же Самый - способен хотеть по обоим естествам Своим, ибо Он воспринял естественно присущую нам силу хотения. И так как Христос - один и Хотящий соответственно каждому из двух естеств - один и тот же, - то мы должны сказать, что предмет желания в Нем - один и тот же." (ТИПВ, кн.3, гл.14)
В дальнейших словах Иоанн Дамаскин предостерегает нас:
... предмет желания в Нем – один и тот же. И это не потому, что Он хотел только того, чего хотел по природе – как Бог, – ибо не свойственно Божеству хотение есть и пить и подобное; но имел и такие хотения, кои относились к составным принадлежностям природы человека. То есть, из единства Ипостаси не выводится напрямую единство предмета хотения, иначе бы пришлось приписать Божеству голод, жажаду и проч. - ибо это все предметы человеческого хотения.
Их единства Ипостаси следует только то, что Его человеческое хотение вместе со своими (несвойственными БОжеству) предметами всецело находится в Его Божествнной власти:
Ибо тогда Он естественно хотел этого, когда хотела и Божественная воля Его, и позволяла плоти страдать и делать то, что ей было свойственно. Но совершенно то же самое можно утверждать и обо всяком человеке, которого Бог возлюбил в усыновлении по благодати: только тогда святой человек хочет чего-либо свойственного человеческому естеству, когда хочет того Бог, и позволяет человеку страдать и делать то, что ему свойственно.
То есть, выбор святым человеком того или иного предмета хотения возможен только в том случае, когда Богу угодно, чтобы человек этого восхотел. Но это не значит, что всякий предмет человеческого хотения святого является непременно и предметом Божественного хотения!
То есть, говоря, что "
предмет желания в Нем - один и тот же", Дамаскин вовсе не приписывает Божеству тех предметов хотения, которые свойственны человеческой природе. Он просто подчеркивает, что всякий предмет человеческого хотения Христа является предметом хотения все того же Христа, Богочеловека.
В противном случае (если прямо выводить из единства ипостаси единство предмета хотения) возникают вышеуказанные нелепости: и пища становится предметом Божественного хотения, и Отец может (будучи иной ипостасью) иметь Свои предметы Божественного хотения, отличающиеся от преметов хотения Сына.
