Позволю себе присоединиться с словам Юрия в целом, и только лишь добавить, что поскольку родовые грехи так или иначе вмонтированы в нас, то, промаливая всю совокупность наших грехов, нет дажe и необходимости специально выделять родовые.
Т.е. отмаливать - так всю кучу, без классификации.
Родовой грех имеет специфическую черту. Он - тайна. Не об этом ли поет Давид в 18 псалме (Грехопадения кто разумеет... и далее - это ведь не просто о забытых или неосознанных бытовых прегрешениях)? И тайна будоражащая, охраняемая. Человек, прикасающийся к ней из простого любопытства может пострадать и только тот, кому надо больше всех может ее раскрыть и очистить.
Вчера посмотрел замечательный и страшный фильм австралийского гения Питера Уира ("Общество мертвых поэтов", "Пикник у висячей скалы") - "Последняя волна". Там белый герой оказался замазан на уровне рода в клановые разборки аборигенов. Характерен его разговор с отчимом (католическим священником):
– Зачем ты прятал от меня тайну?
– Я всю жизнь служу Тайне!
– Ты просто стоишь на своей кафедре и низвергаешь, отрицаешь ее!
И в момент откровения: "Я потерял мир, таким, каким вы все его знаете".
Это к тому, что работа в этом пространстве никак не может идти в "общей куче". Она специфична именно своей транс-персональностью, выходом за пределы личной ответственности. На что, кстати, и указывают такому любопытному разные охранители, мол "не в свое дело лезешь". Парадокс в том, что это "не свое" оказывается самым интимно-важным "своим" для искателя правды.
Только так и мог родиться этот вопль, который цитирует Антиквар:
"Раны отцов моих на себе ношу, сам живу в них и себя ими раню. И вот теперь проступили они на душе моей, подобно пятнам на теле жирафа, покрыли ее, словно мантия из скорпионов, жалящих душу мою."
Может быть это и не благочинно, но опыт говорит о том, что разница есть и работа с родом в себе отличается от работы с индивидуальным собой.