Об историческом бытии земной Церкви. Что такое земная Церковь в высшем смысле?

[Игорь Спасский]

Дорогие Aksuk и Keleynik, большое спасибо за полные содержательные посты. По тихонечку у меня уже тоже что-то становится на место.

Хотя бы взять тот факт, что само по себе бытие земной Церкви в нашем мире - это огромное преогромное чудо. Но это важно видеть по настоящемо. Да это действительно чудо, исходя даже из тех сил, которые земную Церковь хотели бы разрушить до основания.

[Сергиенко]

Дисциплинированный и развитый ум знает свое тело, поэтому и Ум Христов знает Свое. И чтобы понять адекватно Тело Христово, нам нужно облечься в Ум Христов.

Я давно читаю сей форум и заметил, что Keleynick часто употребляет это словосочетание: Ум Христов.
Разъясните, что вы понимаете под этим?

[kirill_mkv]

Это прежде всего Свт. Николай Чудотворец,  Григорий Палама, Нил Сорский - несомненно.

А мне - сомненно. На мой взгяд граница Церкви проходит не между людьми. А у них внутри. То, что свято - входит Церковь. А что грешно - вне ее. Вот какая штука.

Хотелось бы именно очертить круг, диапазон, явлений духовной жизни, образующих собой Церковь земную именно в высшем смысле, а не в плане отживающих форм церковной жизни.

Не нам отделять зерна от плевел. Наша задача - не грешить, стараться не быть плевелами. Хотя бы большей своей частью.

[veresk]

Дорогие Aksuk и Keleynik, большое спасибо за полные содержательные посты. По тихонечку у меня уже тоже что-то становится на место.

Хотя бы взять тот факт, что само по себе бытие земной Церкви в нашем мире - это огромное преогромное чудо. Но это важно видеть по настоящемо. Да это действительно чудо, исходя даже из тех сил, которые земную Церковь хотели бы разрушить до основания.

да... а вот силы в действии

http://www.e1.ru/news/spool/news_id-316624-section_id-107.html 

[Игорь Спасский]

Чтобы не убить тему и, следуя примеру хороших врачей, давайте будем учиться не на возможных паталогиях, а на положительных вдохновляющих примерах духовной жизни.

Отец Евфимий. Дионисиат

Я провел несколько дней в греческом монастыре Дионисиат в конце октября 1951 года. Там я познакомился с греком из Сикона, который жил в России, на Кавказе, а оттуда удалился на Афон во время гражданской войны. Звали его отец Евфимий. Ему было лет за 60 и он отличался мудростью. В монастыре он был библиотекарем. Я имел с ним много замечательных бесед.

Раз мы сидели вечером на балкончике его келлии, висевшем над морем. Стояла тихая, теплая, осенняя погода. Солнце садилось на запад. Небо и море были в золотом сиянии.

- Отец Евфимий, - сказал я, - в Коневице я расспрашивал отца Дорофея о чистой молитве, а на Новом Валааме отца Михаила о пределе молитвы. А вы что скажете?

- Хотя молитвы церковные и даже келейные по книгам и нотам весьма полезны, тем не менее они временны, - ответил отец Евфимий. – Не всегда мы имеем книги и ноты, да и не можем мы все время быть в церкви или в келлии – нужно жить, исполнять послушания. Я не знаю, какая молитва, кроме Иисусовой, может быть непрестанной. Для этой молитвы не нужно ни церкви, ни келлии, ни книг. Молитвой Иисусовой всюду можно молиться – и дома, и на улице, и в путешествии, и в тюрьме, и в больнице. Только научиться надо.

- А как?

- Да все равно как. Сначала повторяй ее про себя, гласно, сколь можешь, в келлии, в дороге, когда людей нет. Но повторяй со вниманием, медленно, плаксивым тоном, вон как нищие клянчут: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Повторяй почаще, когда только есть возможность. А потом повторяй умственно, в уме своем, но также со вниманием и медленно. А потом с дыханием и биением сердца можешь соединить. Только сам не дерзай, а пусть кто-либо, кто сам так подвизается, тебя научит, а то впадешь в помыслы и прочее. И много лет так будет тянуться, а может, и скоро научишься. И пойдет у тебя эта молитва в уме сама, как ручеек: ходишь ли ты, работаешь ли, или спишь. Я сплю, а сердце мое бдит. А потом и слов не надо, и мыслей никаких, а вся жизнь твоя станет молитвой. Вот как отец Дорофей говорил тебе об Иоанне Молдавском.

- А такие люди есть, как старец Иоанн?

- Есть. Да вот неподалеку, здесь же на Афоне, на Каруле, есть пустынники, весьма некоторые взошли.

- А скажите, отец Евфимий, можно узнать, кто высоко подвигся в молитве Иисусовой?

- Как же, можно.

- А как?

- А вот, если хочешь у кого поучиться молитве, то выбирай старца тихого и смиренного, который никого не осуждает, разве юродствует, и не раздражается, не кричит, не командует. А то есть и такие старцы, которые сами собой еще не овладев, пускаются другими верховодить. Они, пожалуй, внешнюю, техническую, так сказать, сторону молитвы изучили, но духа ее не получили. Сам посуди, как может осуждать других тот, кто сам постоянно взывает: помилуй мя, грешного.

- А скажите, отче, какой самый высокий подвиг?

- Юродствовать, конечно. Ибо мудрость века сего безумие пред Господом и обратно. Это тяжкий подвиг и пускаться на него нельзя, кроме как по совету старца.

- А потом?

- Ну, странничество, вот как автор «Откровенных рассказов странника». Миру это то же почти что безумие. Ну, а потом отшельничество, затворничество и простое монашество. Но помни, не внешность важна, а внутреннее. Есть и юродивые притворные, и странники бездельные, и отшельники высокомудрые, и затворники, всех осуждающие, и монахи непутевые. Спастись всюду можно, и в миру. Только в монастыре, если не будешь молиться как следует, то осуетишься. И не только растеряешь, что имел, но и придешь в худшее состояние и даже совсем отпадешь от Бога. Это случается.

- Скоро ли к вечерне будут бить, отец Евфимий?

- Скоро, - ответил он. – Да вот уже стучат. Пора идти в церковь.

Мы ушли с балкончика и по коридорам и лестницам спустились в католикон, весь в сиянии золотого заката. Служба началась медленно, истово, как обычно на Афоне. «Свете тихий святыя славы Безсмертного, Отца небеснаго, святаго блаженнаго, Иисусе Христе, пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа, Бога…».

Вечером я вышел на балкончик своей келлии и смотрел на усеянное бесчисленными звездами небо. Отец Евфимий тихо подошел ко мне.

- Смотрите на небо? Видите, какое величие и какая красота творения. А как и что, размышлять не надо, наступит время, то и поймете многое, как достигнется в высокой молитве. Разумом тут не поймешь, а нужно озарение. А в миру, за заборами, люди ничего этого не замечают, а как свиньи, прости, Господи, смотрят в землю и желудей ищут. Истинное счастье и красота тому открываются, кто в Боге живет. Да, велика и благодатна сила молитвы. По сравнению с ней все прочее – прах, суета сует и всяческая суета.

[kirill_mkv]

Чтобы не убить тему и, следуя примеру хороших врачей, давайте будем учиться не на возможных паталогиях, а на положительных вдохновляющих примерах духовной жизни.
...

Каким образом эта цитата отвечает на поставленные в исходном посте вопросы?

[Игорь Спасский]

Каким образом эта цитата отвечает на поставленные в исходном посте вопросы?

Здесь показан один из образов бытия земной Церкви

И вот еще одна цитата:

Отец Тихон. Вильмуассон

Это было весною, в день Вознесения, в самом конце мая. Стоял теплый и солнечный день. Сирень уже почти отцветала, а на фруктовых деревьях можно было заметить небольшие груши и яблоки. Я сидел с отцом Тихоном на скамеечке в саду.

- Какая благодать! – заметил отец Тихон. – Теплынь-то. Нужно жить и радоваться. Кто творит молитву Иисусову, вот как странник, у того в душе всегда весна. Ни к чему не надо привязываться. Не надо также жить в прошлом или в будущем. Нужно жить в настоящем, сегодняшнем дне, и за все благодарить Бога. А так все проходит. Вон святитель Тихон Задонский, мой ангел, писал: «Все как вода преходящая: был я ребенком, сиротой, бедствовал, и это прошло; был в школе бедняком, смеялись надо мной – и это прошло; кончил семинарию первым, стал преподавателем, стали уважать – и это прошло; стал я архиереем, ездил в карете цугом, бывал при дворе, много видел хорошего и плохого, раболепствовали передо мной – и это прошло; ушел на покой, стали меня утеснять, пошли болезни, - и это прошло, а там будет старость и вечный покой». Вот, Сергей Николаевич, наша жизнь. Я родился в бедной семье, учился в дорогом училище, вышел в гвардию, был при дворе, наслаждался жизнью запоем, как Лев Толстой, – и это прошло. Пошли потом неудачи в академии, женитьба на разведенной, интриги, отдача под суд, скорби и скорби – и это прошло. Меня сделали молодым полковником. Но я уже потерял интерес к карьере. Увидел, как все тленно и преходяще. А там война, революция, гражданская война, эмиграция, страшная болезнь, от которой я чуть не умер, а потом еще более страшная и неизлечимая болезнь жены и ее смерть, тяжелая работа чернорабочего – и это прошло. Все эти скорби и страдания привели меня к вере и к монашеству, и научился я искусству непрестанной молитвы, и всему радуюсь. Без скорбей и тяжких испытаний я бы не пришел к вере.

- А скажите, отец Тихон, - спросил я монаха, - как стяжать мир духа, как избегнуть бесполезных сожалений и иллюзорных надежд?

- Да вот как я сказал. Живите в настоящем. «Довлеет дневи злоба его». А паче прилегайте к молитве. И тогда откроется вам мир новый, чудный. Да что говорить? Вы знаете ночных бабочек? Они кажутся нам серыми и неинтересными, но другим бабочкам, у которых глаза иначе устроены, они кажутся замечательно красивыми, блестящими, переливающимися всеми цветами радуги. Так вот и тем, которые достигли прозрения, как странник, мир кажется иным. Во всем видится величие Творца и Его неисчерпаемое милосердие. И как начнет увязываться молитва, то такая наступает отрада и такие открываются прозрения в сущность вещей, что и сказать нельзя. Это можно только опытно уразуметь.

- А в гордость нельзя тогда впасть?

- Очень даже можно. Но избежать такого падения можно. Преподобный Макарий Великий справедливо поучал, что без всех добродетелей можно спастись, а без смирения никто не спасся. Вон мытарь и благоразумный разбойник ничего не имели, а спаслись единственно смирением. А сатана все имел, кроме смирения, и пал навсегда. Богомыслие хорошо и размышление над великими тайнами, нас окружающими, но со смирением и без осуждения других, а иначе велика опасность. Ересиархи были людьми даровитыми, но не хватало им смирения. Они вошли в мудрование, воспротивились Церкви и погибли.

- Я читал, отец Тихон, что тибетские отшельники, которые подвизаются в повторении мантры (молитвы): «Ом мани падме хум», т.е. «Сокровище в лотосе, приветствую тебя», доходят постепенно до великой тишины и восторга. Когда они достигают до положенного предела, то постепенно сокращают мантру и, в конце концов, раз ночью, выйдя из своей пещеры и глядя на величие звездного неба, говорят: «О!» и застывают в созерцании открывшегося величия. Вот и Альберта Эйнштейна спрашивали, имеет ли он веру. Он ответил: «Да, если под ней разуметь удивление перед мудростью и величием, царящими в мире», но догматизирования он не признавал. Что Вы об этом думаете, отец Тихон?

- Не нам судить, что видят тибетские отшельники или как понимает Божество Эйнштейн. У нас имеется Священное Писание, «Добротолюбие» и опыт многих подвижников. Будем подвизаться в молитве Иисусовой смиренно и с терпением и в свое время узнаем, что положено, если не ослабеем. Главное же, к чему надо стремиться, - это любовь, любовь к Истине, т.е. к Богу, и любовь к ближним. Бог есть любовь. В этом наше отличие от подвижников буддизма и индуизма: у них главное – знание, а зло – от неведения, а у нас главное – любовь. На Страшном Суде нас не будут спрашивать, где, как и сколько мы молились или созерцали, а накормили ли мы, напоили ли, одели ли, посетили ли нашего ближнего. Этим мы осудимся и оправдаемся. Но это не значит, что мы не можем предаться созерцанию. Это особенно приличествует старости, когда у нас нет уже сил для деятельного милосердия, а также и тем, которых призвал Господь на предстояние пред Ним. Но и отшельники не должны совершенно уединяться, а устно или письменно отвечать на вопросы духовные, когда спрашивают. Все великие отшельники это делали, и Антоний, и Макарий, и другие. Все надо делать с радушием.

[kirill_mkv]

Каким образом эта цитата отвечает на поставленные в исходном посте вопросы?

Здесь показан один из образов бытия земной Церкви

А разве ставился вопрос о возможных образах бытия земной Церкви? В исходном посте другое, ну да ладно. А какой образ то показан в цитате? Это чтоли:

не нужно ни церкви, ни келлии, ни книг

или это

Юродствовать, конечно. Ибо мудрость века сего безумие пред Господом и обратно.

или это

Вечером я вышел на балкончик своей келлии и смотрел на усеянное бесчисленными звездами небо

?

[Игорь Спасский]

Все вместе . Синнергия Соборная полнота


Кирилл, простите, что я вмешиваюсь. Но почитав выборку Ваших постов за примерно месяца за 2 не могу понять, что Вы вообще хотите сказать здесь на форуме, что доказать, Вы в основном спрашиваете, спорите, а цель то этого всего какая? И вот в этой теме тоже. Мне очень не хотелось это писать, но все же думаю что сказать надо.

Мне вот очень правильно, как я убедился, посоветовали, что следует вообще что-либо писать, если действительно хочешь разобрать, проработать какую-то тему, для тебя не ясную. А ввязываться в полемику, что-то вещать, доказывать  - никому не поможешь, а тему убъешь. Думаю Вы это не однократно тоже наблюдали. У нас на форуме уже можно даже выделить целую плеяду "убийц тем". Наверно я первый , но буду стараться исправиться. В спорах и приперательствах истина не рождается, можно кого-то локально посадить в лужу, ну и что с того? Обычная мужская гордыня соревнующегося самца-победителя еще получила подпитку, а что пользы для духовной жизни?

А вообще мужская гордыня - это реально та еще проблема, она с одной стороны очень тонкая, с другой грубая в крайних формах. Очень специфический феномен, наверно заслуживающий отдельного рассмотрения.

Ну вы просто сравните, что пишут например наш Админ Александр, Келейник, Мирныйстранник, Iunija с тем что пишите Вы. Все станет совершенно ясно, если конечно не захотите доказывать и соревноваться.
Еще раз простите, очень не хочу Вас обидеть, но считаю своим долгом сказать, как и мне говорили раньше другие.

Это же самое хотел бы сказать ООО и Hors, а также некоторым другим. Еще раз простите.

Дорогие братья и сестры, давайте темы здесь будем ростить, а не убивать вольно или не вольно. Если тема создается, наверное человек действительно хочет решить реальные духовные и мировоззренческие проблемы, а не разводить "петушинные бои".

Вы только подумайте, сколько из-за этого закрыто хороших важных тем, сколько людей не высказалось, боясь быть освистанными. Я сам в свое время тоже боялся из-за этого писать, но спасибо поддержке и Божьей помощи, это удалось преодолеть

[000]

Это же самое хотел бы сказать ООО и Hors, а также некоторым другим. Еще раз простите.

 
   Игорь почему Вы считаете, что все должны хлопать в ладоши при появлении  Ваших постов, возможно есть и другое понимание и отношение ....
   форум место общественное и не брошенное на произвол судьбы - каждый  имеет возможность высказаться если полагает это уместным, и за всем этим зрит админ...
   ну несогласны Вы, видите, что собеседник не прав  так и объясните ему это, вместо  ссылок на мнение неизвестных авторов  которые Вам говорили то же самое ...
   да кстати я в этой теме вообще не появлялся...
   

[Игорь Спасский]

Игорь почему Вы считаете, что все должны хлопать в ладоши при появлении  Ваших постов, возможно есть и другое понимание и отношение ....
   форум место общественное и не брошенное на произвол судьбы - каждый  имеет возможность высказаться если полагает это уместным, и за всем этим зрит админ...
   ну несогласны Вы, видите, что собеседник не прав  так и объясните ему это, вместо  ссылок на мнение неизвестных авторов  которые Вам говорили то же самое ...
   да кстати я в этой теме вообще не появлялся...

   
Главный принцип любой критики - это ее конструктивность. В основном этот пост касается конечно Кирилла, Вас я вспомнил только в связи с темой, где о концентрации внимания и общие фразы о расколе ума и сердца. Никто здесь "не хлопает мне в ладоши", просто люди помогают советом, а есть те, кто пытается вещать.

В основном преобладают четыре типа отношений при написании постов: 1. Спрашивающие, ставящие проблему;
2. Ответ людей, которые искренне хотят помочь, поделиться своим опытом; 3. Вещающие банальные истины в последней инстанции; 4. Вечно спорящие и передергивающие. Есть и примеры психических расстройств, но это отдельные случаи.

Стараюсь участвовать в развитии темы таким образом, чтобы все могли конструктивно высказаться, для меня эти проблемы реально сейчас жизненно важны. Я нихочу ни с кем спорить. Хочется знать мнение по проблеме, а не доказывать какие-то взгляды. Увидеть соборность во взглядах. Именно эта соборность духовной жизни и образует по сути земную Церковь.

Вы просто обратите внимание на закономерность вырождения тем. 1. Кто-то один начинает полемику, на уровне буквоедства, а не по сути; 2. Это подхватывают последователи того, кто кричал "Акелла промахнулся"; 3. Кто-то пишет совсем несусветную чушь и - тема зашла в тупик и закрыта. Также и в жизни глушится множество начинаний, точно по этим же принципам. Давайте хотя бы здесь перестанем заниматься буквоедством, а начнем писать конструктив по сути.

Буквоедство - это общая беда, выражение беспокойного ума, пытающегося втиснуть весь мир в свои стериотипы. Его нужно из себя выдавливать по капле, как бы сказал А.П. Чехов

[000]

 Вас я вспомнил только в связи с темой, где о концентрации внимания и общие фразы о расколе ума и сердца.

 что такого коварного я высказал в теме о концентрации внимания - лишь общие фразы, которые верны лишь в общем смысле... ну  тогда я позволю себе уточнить  не только в общем но и моем частном случае они также верны и действенны, поэтому я это и написал, я написал о том, что помогает мне... но Вы считаете, что это  пустые слова....т.е. у Вас на этот счет есть и другое понимание и отношение ....

[Игорь Спасский]

Митрополит Сурожский Антоний

О ЦЕРКВИ

Говоря о Церкви, мы бываем слишком склонны определять ее в терминологии катехизиса, в привычных для нас категориях человеческого общества, основанного Христом, собранного вокруг Него, объединенного общей верой, общими таинствами, общей иерархией, общим богослужением. Все эти определения верны — и все же для понимания и знания Церкви недостаточны. Причина в том, что катехизис первоначально предназначался для людей, которые еще не стали христианами; это была подготовка к вхождению в Церковь, а не часть церковной жизни во всей ее полноте. Мы находим в катехизисе определения, пояснения, доступные для тех, кто еще не переступил порога Церкви: для оглашенных, еще не приобщенных к таинственной литургии, к церковной молитве, этой словесной молитве тварного мира, которую вместе со Христом и во имя Христа приносит Живому Богу Церковь, обладающая самосознанием. При всей правильности этих определений они характеризуют Церковь только извне. Их можно сравнить с пояснениями, которые вы дали бы человеку, желающему найти какой-то архитектурный памятник. Вы можете описать этот памятник, дать почувствовать его значение, подчеркнуть его характерные черты: говоря о храме, вы отметите определенные особенности здания — иные, чем при описании городской ратуши или казармы; но что бы ни дало вам такое описание, оно не введет вас внутрь здания. Так и определения катехизиса не вводят нас внутрь Церкви. И это естественно, потому что знание Церкви есть прежде всего знание опытное. Как и все, относящееся к области Божественного, знание Церкви составляется из поклонения, из причастия и из принадлежности к ней. Да, мы объединены общей верой, у нас одни таинства, мы совершаем единое богослужение, наша иерархия объединяет нас всех и сохраняет в видимом и ощутимом единстве. Но подлинная природа Церкви, глубинный опыт церковности определяются иначе.

Прежде всего, по слову апостола Павла, Церковь есть тело Христово (Кол. 1, 24). Это одно из тех выражений, которые кажутся нам или столь привычными, что уже утратили свое содержание, или наоборот, столь странными, что ничего нам не говорят. Определение это связано не с понятием сочетания отдельных частей, которые впоследствии могут распасться, а с понятием Воплощения. Мы — тело Христово в самом реальном смысле, в смысле известного изречения: Церковь есть продолжение Воплощения. Каждый из нас — присутствие Христа в мире.

Определение Церкви как тела, как организма позволяет нам сразу понять, что это единое целое, состоящее не из частей, а из членов, которые навсегда неразлучно соединены друг с другом с того момента, как они стали единым телом. Чувство нераздельного единства тела Христова было очень живо в древности. Оно ярко выражено, например, святым Иустином [2] , который так писал одному своему другу, впавшему в тяжкий грех и отлученному от церковного общения: Не ведаешь ли, что пока ты находишься вне этого живого тела, на теле Христовом остается рана, которой никто, кроме тебя, исцелить не может?.. Члены Церкви — это не взаимозаменимые части; невозможно забыть того, кто присутствовал среди нас и кого мы более не видим; невозможно заменить того, кто был здесь с нами, кем-то, кого здесь не было. Тот, кто принадлежит к этому телу, принадлежит к нему часто трагически, но принадлежит навсегда.

Как же происходит это приобщение к телу и что оно означает? В современной практике в преобладающем большинстве Церквей человек становится членом Церкви в младенчестве, в таинстве крещения, совершаемом чаще всего в столь раннем возрасте, что оно является событием мистическим, но не событием психологическим. Оно не воспринимается нами сознательно, и поэтому событие это должно быть пережито позже, чтобы стать осознанной реальностью, иначе оно будет утрачено на многие годы. Обращаясь к первым поколениям христиан, мы видим иное; мы видим долгий путь возрастания веры, который завершается этим вхождением в Церковь, приобщением к телу Христову. Это — приобщение к личности Христа; Христос — средоточие события.

Всем нам по опыту знакомо то глубокое отождествление с кем-то, кто нам дорог, которое происходит в трагические моменты; те, кто пережил смерть глубоко любимого человека, несомненно знают, как смерть дорогого для. нас человека становится как водоразделом земной жизни, жизни которая нас окружает, отделяя все поверхностное; все недостойное того, что нас так потрясло; все события и обстоятельства не соответствующие величию совершившегося, от событий, обладающих подлинной глубиной и величием смерти. Бывают моменты — они могут длиться в зависимости от глубины нашего чувства несколько мгновений, несколько дней, месяцы, а иногда целую жизнь, — когда чья-то смерть уносит в могилу все, что было в нас ничтожного, суетного, пустого, все, что не имело полноты подлинных человеческих ценностей. И вот нечто подобное заключается в опыте, составляющем самую основу крещения. Слово крещение означает погружение. Креститься — значит погрузиться в смерть Христову и вернуться к жизни, но жизни уже обновленной. Это погружение в смерть Христа — событие одновременно психологическое, предмет личного опыта, и событие объективное, в котором проявляется действие Бога. То, что сознательно переживается в плане личного опыта в самый момент события или осознается впоследствии, можно описать следующим образом. Иногда какая-либо мысль, чувство увлекают нас вглубь самих себя; все наши способности, все наши силы сосредоточиваются в самой глубине нашего существа; в нас водворяется неизъяснимая тишина, и мы настолько погружаемся внутрь, что все вокруг нас меркнет, замирает, а что-то внутреннее становится бесконечно живым, интенсивным, трепетным. Если такое состояние вызвано воспоминанием, чувством — наступает момент, когда это "внутрьпребывание" прекращается; постепенно, а иногда почему-либо внезапно к нам возвращается сознание вещей внешних, и остается лишь воспоминание, порой грусть по этой утраченной глубине. И вот, если мы войдем в себя с мыслью о Господе, если мы достаточно углубимся в себя верой, любовью к Тому, Кто Спаситель наш, то в самой глубине мы встретим Господа. Это встреча личная, живая, конкретная. Это не образ, не воспоминание, это Он Сам. И эту встречу не может разрушить ничто, мы не можем быть разлучены с Господом; никакая сила на небе или на земле не в состоянии этого сделать. Здесь происходит как бы глубокое погружение в присутствие Христа, после которого мы возвращаемся к внешней жизни, но возвращаемся уже иными. Что же, по существу, произошло в этом плане внутренней жизни, который не является еще планом сакраментального чуда Церкви? Произошло то, что наша встреча со Христом была встречей с вечностью, и, возвращаясь во внешний мир, мы возвращаемся не просто, чтобы продолжать там свое существование, а для того, чтобы жить там, обогащенными вечностью, которую мы принесли с собой.

Постараемся же теперь понять связь, существующую между нами, крещеными, и Христом. В Священном Писании есть два образа: первый — образ виноградной лозы и ветвей (Ин. 15, 5); второй — слова апостола Павла о том, что мы привиты (он говорит о народе израильском и о язычниках), что язычники привиты к живому масличному дереву Израиля, чтобы самим стать полным жизни масличным деревом, полной жизни масличной ветвью (Рим. 11, 13-19).

Что же вносят эти два образа в наше понимание Церкви? Рассмотрим вначале образ прививки. У садовника есть дерево, полное жизни, полное жизненных соков, способное делиться жизнью и давать жизнь. И вот он ищет побег, ветвь, которая чахнет, но которую еще можно оживить. Это первое действие садовника, полное любви и мудрости, — поиски, те поиски, о которых Христос говорит, например, в притче о заблудшей овце. А затем —действие, которое кажется столь жестоким и столь насильственным и в практике садовника, и в опыте человеческой личности. Это акт Божественной любви, которым ветвь отсекается от ее корней, обрезается ножом и тем самым отделяется от той жизни, пусть несовершенной, пусть недолговечной, но которой она все же обладала, и подвергается риску окончательной смерти. Это происходит, когда садовник обрезает ножом ту ветвь, которую он хочет привить. Но это же самое происходит, когда в человеческом обществе великий Садовник, Господь, отрывает одного из нас от его корней, отрывает от его среды, его страны, его веры, условий его жизни — от всего, что было поддержкой его жизни, его защищенностью, иногда от того, что было самой его жизнью, и держит его в неопределенности, между смертью, грозящей ему, и этой преходящей, недолговечной жизнью, к которой он уже не может вернуться, ибо был оторван от нее божественным насилием. Затем садовник обращается к масличному дереву, тому; которое он избрал, чтобы оно дало жизнь, и снова режет, рассекает своим ножом, и так — рана к ране, боль к боли — происходит встреча животворного дерева и умирающей ветви. Это также и закон духовной жизни. Лишь ценой раны жизнь одного передается другому. Всегда эта встреча и этот дар происходят ценой страдания, ценой истощания жизни, потери жизни. И вот, маленькая веточка оказывается привитой к стволу, могущему дать жизнь; значит ли это, что она уже обладает жизнью? Что происходит дальше? Не сказал ли Господь: если пребудете во Мне (Ин. 15, 7)? Но как эта ветвь пребудет, если ее просто поместили сюда?.. И тут начинается борьба, которую мы можем наблюдать в привитом черенке, которую мы можем в опыте человеческой жизни. Медленно, настойчиво жизненные соки лозы или жизненные соки масличного дерева движутся и ищут пути, чтобы проникнуть в тонкие сосуды черенка; они медленно поднимаются, просачиваются во все сосуды, достигают их крайнего предела, переливаются за эти пределы, окружают каждую клетку; постепенно их натиск становится все сильнее, все настойчивее, они проникают в самую жизнь каждой клетки привитой ветви, вытесняя из нее жизнь дичка, недолговечную жизнь, которая прежде вела к смерти, и постепенно черенок оживает новой жизнью. Постепенно листья его поднимаются; он становится живым в более глубоком смысле, чем прежде. Но в то же время он становится самим собой более интенсивным, более личным образом, чем раньше. Все его возможности, не способные проявиться, чахнувшие, так как ему недоставало жизни, раскрываются, возрастают, достигают совершенства, и мы видим, что действительно прав был Господь, — если ветвь пребудет на лозе, она начинает развиваться, достигает полноты, становится самой собой в таком смысле, какого мы не могли подозревать раньше. Да, эта полная, огромная жизнь, жизнь без предела, жизнь этого животворного древа трепещет и наполняет черенок. Но черенок стал самим собой только потому, что он оживотворен этой полнотой жизни. Здесь мы снова обращаемся к слову апостола Павла. Он говорит: Уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20). Он не вытеснил моей личности, я здесь, но всем, чем я мог быть, я стал только сейчас, когда во мне Его жизнь, Его сила жизни. Его сила вечности. И мы видим, что связь христианина со Христом, которую выражают эти образы, дает нам полноту нашей личной жизни и также полноту общей жизни, ибо есть только одна жизнь — жизнь Божия, изливающаяся в нас. И эта жизнь — не просто земная жизнь, достигшая большей полноты, ибо Дающий нам жизнь — это не только Иисус из Назарета, галилейский пророк, это Тот, Кто одновременно и человек, и Бог, совершенный Человек и совершенный Бог; это Тот, Чье человечество — не просто наше человечество с добавлением Божественной природы, но человечество, возвратившееся к тому, чем оно должно было быть, если бы не грехопадение, человечество, превзойденное в том, чем оно призвано стать.

Церковь — это не только слава, у нее есть и убогая сторона. У нее есть аспект славный и аспект трагический. Убогий аспект Церкви — это каждый из нас, это эмпирическая Церковь, та, которую мы видим; не ее мы имеем в виду, когда произносим слова: Верую во Едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь; не об этом эмпирическом аспекте мы говорим в исповедании своей веры, ибо это сторона видимая и слишком очевидная. В известном смысле, мы принадлежим к миру и уже принадлежим к Церкви. Как говорит отец Георгий Флоровский [3] , мы одновременно in patria et in via (в отечестве и в пути), мы уже в Церкви и мы еще на пути к ней. Пока зло, грех, смерть не побеждены в нас, мы еще в процессе становления. Но более глубоким образом — мы уже дети Божии, мы соратники Бога в Его созидании спасения. Кто-то сказал, что мы подобны экипажу спасательного судна: мы знаем волю Божию; Он призвал нас быть Его соработниками, Он сказал, что хочет называть нас уже не слугами, но друзьями, ибо слуга не знает, что хочет его господин, а нам Он открыл всю Свою волю (Ин.15,15)... И в то же время мы утверждаем, что мы — граждане этой земли, мы заявляем, что мы полностью принадлежим земной реальности, хотя и представляем одновременно иную, превосходящую ее реальность. Церковь — это общество людей, для которого единственный закон действия — любовь, ласковая любовь, и ему чужд закон земли; но этот закон любви — страх и опасность для земли, потому что любить — значит отречься от себя до того, чтобы полностью умереть; и потому что приобщиться Христу, иметь с Ним общую жизнь значит принять целиком Его судьбу, не только будущую славу и будущую вечную радость, но также и Его историческую судьбу... Я посылаю вас, как овец посреди волков (Мф. 10,16); и здесь начинается новая тема.

[Игорь Спасский]

Здесь мне кажется владыка Антоний рассмотрел то, о чем мы здесь говорим в несколько иной плоскости. Думаю сказанное может определенным образом дополнить тему. Простите за большую цитату, пытался сократить, но из песни, как говорится слов не выбросишь

[Игорь Спасский]

Сегодня на вечернем богослужении в Одесском Свято-Успенском монастыре благодаря Господу и авторам писавшим содержательные посты в данной теме удалось ощутить реально небесное состояние и самой общей молитве, и в батюшке Арсении (пусть Господь его хранит на долгая и благая лета), которому исповедался, и в молящихся людях, знакомых и не знакомых. Какие-то мелочи к которым раньше внутренне придирался ум как-будто отлетели.

Вспомнился пост Александра:

в концентрации есть принятие, причем само ощущение, разрастаясь, начинает диктовать свои правила...

И тогда ум, подчиненный духовной жизни, поиску живой встречи с Господом перестает искать блох, какие-то огрехи в том, что происходит в Церкви. Хочется никогда не терять ощущение небесного. Господи помоги!!!