Древний змий

[Alexander]

Только не надо путать (и подменять) "безумие" тех же ап.Павла и прп.Исаака с институтом юродства, о котором шла речь.

[Navigator]

Да, это" безумие", последние ступени лестницы на Пути, очень сложно об этом говорить........

[vual]

Да, это" безумие", последние ступени лестницы на Пути, очень сложно об этом говорить........

Navigator! А что Вы можете сказать про последние ступени лестницы на своем опыте? и как Вы понимаете юродство и "безумие" перед миром, что для Вас что? (я то же не совсем понимаю, что такое безумство перед миром, в чем это выражается?)
иногда забегая вперед, начинаешь понимать, надо возвращаться назад, что то не так, что то упустила.
безумие перед миром-приведите хоть один реально случившийся пример из нашей повседневности.
нельзя себя отрывать от повседневности, обучение идет в самом элементарном нашем дне, оторвешься-упустишь.

[прозелит]

Я согласен в Вами, Александр – в том, что юродство было и опасным, и больным путем, особенно если самовольно игрались в него. И гордыни под личиной юродства было немало, о чем остались свидетельства. Оставлю вопрос о призвании Богом на юродство – мне все равно его не разрешить. Но тема-то обширная и многогранная, и меня заинтересовало, что юродство было подчас маргинальной формой свободного творчества, а заодно и проверкой прочности отношений с творцом.

В XI в. было создано житие Симеона Нового Богослова, где биография этого реального человека, жившего на рубеже тысячелетий, обрисована с большим количеством правдоподобных деталей. В обширном и крайне интересном тексте фигурирует некоторое количество персонажей, историчность которых не вызывает сомнений и которые при этом сознательно вели себя по-юродски. У нас тем самым появляется возможность не только «прочесть» юродство как литературное высказывание, но и взглянуть на него как на жизненную позицию. Первый из таких персонажей – это монах Студийского монастыря Симеон Благоговейный. Вот что рассказывается о нём в житии:

«Имея в отношении окружающих его тел не больше чувств, чем мертвый имеет по отношению к мертвым, он прикидывался возбужденным (ύπεκρίνετο την έμπάθειαν), желая этим скрыть сокровище своей бесстрастности (απάθειας)… а также спасти тайком хоть некоторых, а по возможности и всех, кто лежит на дне, вытащив их благодаря этой наживке из пучины погибели [CCXCVI].»

Этот мотив уже хорошо нам известен, да и читатель жития, должно быть, помнил, что имеет дело с очевидной аллюзией на поведение Симеона Эмесского. Отличие теперешнего Симеона от древнего в том, что он – совершенно реальная историческая фигура, автор сохранившихся богословских сочинений. Так что его «юродствование» – сознательно выбранная поза. Однако данное обстоятельство не помешало скандальной славе о нём распространиться по Константинополю, что сделало невозможной канонизацию Симеона после его смерти. Духовный ученик Благоговейного, Симеон Новый Богослов, в своих попытках учредить культ учителя встретил столь яростное сопротивление церковных властей, что был даже отправлен в ссылку. Итак, Симеон Благоговейный может быть признан настоящим юродивым [CCXCVII]. Любопытно, однако, что при всей своей бескомпромиссности Новый Богослов так ни разу и не решается сослаться на пример Симеона Эмесского или даже просто назвать своего учителя юродивым: видимо, юродство на рубеже X -XI вв. уже не имело шансов на официальное признание.

То есть, если верить выводу Стифана,  Симеон Благоговейный юродствовал, чтобы скрыть полученные им дары и спасать поучением из погибели (хотя как можно было ТАК спасать, не представляю совеншенно), то остальные пошли дальше, гораздо дальше Симеона Благоговейного, проверяя отношения с Богом "на прочность":

вероятно, с легкой руки Симеона Благоговейного в агиографии X в. получил довольно мощный импульс мотив «бесстрастного бесстыдства» (см. с. 167). У нас есть по крайней мере три примера этому. В житии Луки Нового (BHG, 994) повествуется, что он «часто спал рядом с женщинами, если так получалось, и не испытывал от этого ни малейшего вреда и не подвергался ни единому помыслу». Однажды, рассказывает агиограф, когда в монастырь пришли две женщины,
он нас уложил с одной стороны, сам лег с другой, а им, по причине холода, велел лечь посередине. Он сделал это, как ребёнок, прижимающийся к матери, так, словно лежал рядом с какими-нибудь камнями или поленьями.
И ни один плотский помысел не овладел им! Такова была простота (άπλυτης) и бесстрастие этого земного ангела! [CCCI]
Однажды, когда некая женщина заболела, Лука велел монаху Панкратию:
«Ступай… к женщине и смажь её всю мазью, собственными своими руками по её нагому телу». Тот, будучи украшен простотой (άπλότητι) и своим добрым нравом, не стал раздумывать, но отправился выполнять поручение… выказав себя сыном послушания. Зри, каков плод повиновения! Он не испытал ни самомалейшего вреда от этого прикосновения! [CCCII]
В том же X в. подвизался Илия Пещерник, в житии которого (BHG, 581) также есть сходный эпизод. Правда, этот святой против воли становится объектом женских домогательств, но лексика та же: «Позже преславный [Илия] уверял нас: "Моя плоть не ощущала никакого плотского движения. Меня, думавшего о вечном огне, не волновало мясо, но подобно тому, как дерево не чувствует прикосновения к дереву, так и я был" [CCCIII].
Наконец, к концу X в. относится житие Фантина Нового (BHG, 1508-1509), который имел обыкновение читать мирянам, особенно женщинам, свои наставления в голом виде. Он так же, как и все вышеупомянутые святые, «достиг такого бесстрастия и совершенства, что не чувствовал разницы между женщиной и мужчиной» [CCCIV].
Позднее, в XII в., эта традиция была продолжена Неофитом Затворником [CCCV].

В совершенном ли трезвении они находились – кто знает...


А если – именно в бесстрастии, то теоретиком и апологетиком данного подхода выступил...Симеон НБ

[прозелит]

На первый взгляд нет ничего более полярного, более антагонистичного, чем Симеон Новый Богослов и юродивый. В самом деле, юродивый всегда безвестен, а Симеон был заметной фигурой. Юродивый находится на самом дне общества, а Симеон являлся (по крайней мере так утверждает его агиограф) спафарокувикулярием [62] и синклитиком [63], его дядя был близок к императору. Юродивый обычно держится в стороне от церкви, а Симеон много лет игуменствовал в св. Маманте. Юродивый развязен, назойлив и нагл, а Симеон всегда собран, суров и неприступен. Юродивый кощунствует, а Симеон славился своим благочестием. Наконец, Симеон и сам совершенно недвусмысленно высказывается о юродском поведении:

Того, кто живёт в смиренном воздержании, люди считают притворщиком, а того, кто ест, как обжора, держат за безыскусного и простодушного, а частенько и сами с удовольствием трапезничают вместе с ним, потворствуя собственной слабости. Мало того, даже тех, кто прикидывается сумасшедшим (τους τον σαλόν ύποκρινο-μένους), острит, болтает несусветный вздор, принимает непристойные позы и тем вызывает у людей смех, – даже их почитают как бесстрастных и святых (ως άπαθεΐς και αγαθούς), полагая, будто этакими-то ухватками, ужимками и речами те пытаются скрыть свою добродетель и бесстрастие (άπάθααν καλύπτειν); а вот на тех, кто живёт в благоговении, добродетели и простоте сердца и на деле является святым, – на тех не обращают внимания, словно на обычных людей, и проходят мимо [CCCVI].

Казалось бы, сказанного достаточно, чтобы раз и навсегда отказаться от дальнейших попыток найти у Симеона апологию юродства. Но не будем спешить. Уж чего-чего, а последовательности от этого мыслителя ждать не приходится.

Много внимания в своих трудах Новый Богослов уделяет популярной в Византии проблеме, можно ли достичь полного бесстрастия. Многие теологи утверждали, что не следует насиловать человеческую природу, но единства мнений на этот счет не было [CCCVII]. Особенно осторожно высказывались православные богословы относительно сознательного провоцирования искушений с целью проверки собственного бесстрастия (см. выше, с. 93). Но Симеону претит эта осмотрительность, стыдливо допускающая слабость человека и возможность греха.

Многие светские лица во время наших бесед, – начинает он с напускным спокойствием, – часто спорили со мной относительно страстности и бесстрастия. И вот я слышал почти от всех – не только от тех, кому не хватает благочестия и добродетели, но и от тех, кто кажется совершенно добродетельным и кто стяжал в миру громкое имя и великую славу, – будто невозможно человеку достичь таких высот бесстрастия, чтобы беседовать (όμιλήσαι) и трапезничать с женщинами и не претерпеть никакого ущерба и не испытать втайне какого-нибудь движения плоти или позора (κινησιν ή μολυσμόν).
Слыша своими ушами такие речи, я исполнился великой печали [CCCVIII].

И тут голос Симеона крепчает:

Можно достичь такой свободы… чтобы, не только обедая и беседуя с женщинами, остаться неповрежденным и бесстрастным, но и, вращаясь посреди города, слушая, как люди поют и играют на кифарах, глядя, как они смеются, и танцуют, и забавляются (παίζοντας), не претерпеть вреда (Eth. VI, 39-46, р. 122).*

После этого пассажа мы так и остаемся в неведении, зачем святому толкаться в городской толпе, да ещё в явно сомнительных кварталах, если он не юродивый. Но Симеон идёт гораздо дальше:

Подобно тому как солнце не может запачкать свои лучи, освещая грязь, точно так же душа или разум сподобившегося благодати человека, несущего Бога в себе, не могут загрязниться, даже если его чистейшему телу случится вываляться (έγκυλινδεΐν) в грязи, так сказать, человеческих тел, что вообще-то несвойственно благочестивым [CCCIX]. Мало того, праведник не повредится в своей вере и не отделится от своего Господа, даже если окажется заперт с тысячами неверных, нечестивых, замаранных и, голый телом, соединится с ними, тоже голыми (γυμνός τω σώματι γυμνοΐς αύτοΐς ένωθήσεται) (Eth. VI. 202-211).

Но можно ли по крайней мере надеяться, что «праведник» Симеона лишь покорствует обстоятельствам, но сам инициативы не проявляет? Как бы не так!

И отныне ты не будешь делать различия мужского и женского [ср. с. 113] и не претерпишь от этого никакого вреда… но, встречаясь и общаясь с мужчинами и женщинами и целуя их (αυτούς ασπασμένος), ты пребудешь неповрежденным и неподвижным [плотью]… и будешь смотреть на них и обращать на них внимание, как на ценные члены Христовы и храмы Божьи (Eth. VI, 462-469) [64].***

Но поцелуи, в конце-то концов, есть предел провокации? Пустые надежды!

Праведник, даже приближаясь телом к телам (σώματι σώμασι πλησιάζων)**** [65], может остаться святым по духу… Если потом ты даже увидишь такого человека безобразничающим (άσχημονουντα) и будто бы устремляющимся к срамному действию, – знай, что всё это творит мертвое тело! [CCCX]

Ясно, что Симеон имеет здесь в виду своего духовного наставника:

Таким уже ныне, в недавние времена, был святой Симеон, Благоговейный Студит. Он не стыдился членов всякого человека: ни смотреть на голых людей, ни самому являться их взору голым. Ведь он… пребывал неподвижным, неповрежденным и бесстрастным (Hymn. XV, 208-213; ср.: Cat. VI, 300-305)**.

Разумеется, Симеон понимает, что подобное поведение вряд ли можно рекомендовать в качестве образца святости, от этого-то он и преисполняется ярости против воображаемого оппонента:

А если ты, будучи голым и прикоснувшись к плоти, становишься женонеистовым, словно осёл или жеребец, то как ты смеешь и святого обвинять? (Hymn. XV, 216-220).

В чём же разница между скабрезностью праведника и скабрезностью грешника? Может быть, дело в том, что настоящий святой лишь «разыгрывает» грех, не совершая его на самом деле? Попробуем разобраться.

Разум святого не запачкается, даже если заглянет (παρακύψειεν) в мутные и грязные страсти… Даже если иногда (ποτέ) ему и захочется войти (είσελθείν) в рассмотрение этих [страстей], он сделает это ни с какой иной целью, как только чтобы исследовать и понять побуждающие мотивы и механизмы (Eth. VI, 258, 260-268).

Итак, «бесстрастный» лишь «заглядывает, свесившись» (παρακύψειεν) в бездну страстей. К этому мы уже привыкли, это его обычное состояние. Но чём же тогда отличается «вхождение», то, которое бывает «иногда» (ποτε)? Из контекста ясно, что это уже некая следующая ступень: речь идёт об эксперименте на себе. Праведник уже не изображает грешника, он им становится, причём не в глазах профанов, как раньше, аив своих собственных. Правда, Симеон пытается обосновать это погружение во грех интересами духовных чад (Eth. VI, 269- 328; Cat. XX, 83-85), но вряд ли он и сам верит в это оправдание: в его духовном мире нет места для помощи другому, его концепция спасения глубоко индивидуалистична [CCCXI]. Так что все эксперименты с грехом и бесстрастием – это игра «праведника» непосредственно с Богом. Или автора – с читателем.

Из трудов Симеона нельзя понять, является ли богоизбранность результатом аскетических усилий или харизматическим даром [CCCXII]. В любом случае достигший её уже не обязан дальше никак подтверждать свою святость. Дар этот не отнимается, что бы ни натворил «бесстрастный».

В отличие от своего духовного наставника, Симеон, за пределами собственных сочинений, позволял себе «юродствовать» лишь в том бытовом смысле, в котором это слово употребляется в русском языке сейчас.

* Eth= Проповеди на богословские и нравственные темы Симеона НБ
** Hymn=Гимны (его же), Cat= Слова
*** Здесь Симеон НБ добавляет"а до того как достичь этой ступени и узреть в своих членах животворную мертвенность Иисуса Бога, ты поступишь хорошо, если будешь избегать вредоносных зрелищ". То есть, есть предупреждение о рискованности таких "опытов". Но зачем они вообще нужны – ответа нет.

**** есть и более конкретный перевод – "сходясь в соитии"

И еще добавлю несколько цитат:

"Если увидишь [своего духовного наставника] даже блудодействующим, даже пьянствующим... не присоединяйся к насмехающимся над ним". (Cath. 18, 133-136)

"... Не считай все это проявлением человеческих страстей!... Даже тому, что ты видишь собственными глазами, ни капли не верь: и глаза ошибаются, как я понял на собственном опыте". (Cath. 20, 80-87)

"Разум святого не запачкается, даже если заглянет в мутные и грязные страсти... Даже если иногда ему и захочется войти в рассмотрение этих [страстей], он сделает это ни с какой иной целью, как только чтобы исследовать и понять побуждающие мотивы и механизмы". (Eth. 6, 258, 260-268)

Вдохновленные подобным теоретическим обоснованием, многие и в более поздние времена пускались в такие проверки себя. Сейчас я подумал о Распутине: то, что читал о нем, полностью укладывается в подобное, вдохновленное историческими предшественниками ( византийскими и особенно, русскими), а также писаниями Симеона НБ...

[прозелит]

PS я вижу, что автор книги, пишущий про "оуродов", и сам начинает "юродствовать",
в нынешнем значении слова.
Но, надеюсь, цитаты НБ не подложны, хотя я сам их не перепроверял.

[Alexander]

Однажды, когда некая женщина заболела, Лука велел монаху Панкратию:
«Ступай… к женщине и смажь её всю мазью, собственными своими руками по её нагому телу». Тот, будучи украшен простотой (άπλότητι) и своим добрым нравом, не стал раздумывать, но отправился выполнять поручение… выказав себя сыном послушания. Зри, каков плод повиновения! Он не испытал ни самомалейшего вреда от этого прикосновения! [CCCII]

Трудно назвать это каким-то особым бесстрастием. Умение не распаляться как животное. Просто в монашестве само противопоставление полов - с целью хранения - несет в себе скрытое распаление. И все, кто призывает даже не смотреть на другой пол, являются (скрытыми) носителями этой болезни.

Что касается юродства вплоть до соития... Еще раз: юродивый стоит за гранью обычного, нормального, принятого... Это не означает, что он не вхож в нормальный мир. И еще: Господь, похоже, не особо уважает сытое и одетое благочестие, если посылает в мир голодных и голых юродивых.

[прозелит]

Господь в сердце зрит. Ему наше внешнее – что, если сердце чисто.

Но, надо сказать, на Востоке у всех возникала аналогичная проблема. Каким должно быть внешнее поведение у обретшего внутреннюю полную чистоту и свободу?
И тамошний мистический "мейнстрим" решил, что внешнее благочестие надежней и безопасней – вплоть до просветления/реализации/окончательного освобождения. Что правда.
Но бесстрастные "исследователи страстей" и духовные анархисты были всегда и везде...особо отличались суфии и бродячике тантрики и йогины...
Думается мне, это тоже – творчество пред Богом и в Боге.

[vual]

может это просто трюк привлечь внимание тех кто на обычное благочестие не обращает внимание? и это не норма, а исключение в каких то особенных периодах? подобие как саи баба свои лингамы материализует?

Господь, похоже, не особо уважает сытое и одетое благочестие, если посылает в мир голодных и голых юродивых.

Если Вы говорите Господь посылает, а в другом посте, что это не трюк, а жизнь не влезает в прокрустово ложе, так за счет чего получается наличие юродства, конечно если это не притворство, что бы сокрыть наличие духовных проявлений?

[прозелит]

Я даже не понимаю, проверка своего бесстрастия по самоволию ли это была или...

Равно как не понимаю про умерщвление плоти: вериги, бичевание,
закапывание etc – это было самоволие в стремление подражать известным житийным подвигам, или.

Потому что (делая разворот к началу темы)  змей очень радуется таким проверкам и таким "подвигам".
если чуть перекосило подвижника, то грохнется он так, что души не соберет...

[Alexander]

Это не трюк, это жизнь, которая никак не хочет влезать в прокрустово ложе благочестивых представлений.

[Антиквар]

безумие перед миром-приведите хоть один реально случившийся пример из нашей повседневности.
нельзя себя отрывать от повседневности, обучение идет в самом элементарном нашем дне, оторвешься-упустишь.

"Безумие перед миром" - это исполнение заповедей.
Прощение врага, отказ от мести - с точки зрения мира является безумием.
Про "подставь щеку" и "отдай рубашку" и говорить не приходится.
И так далее.
Даже сама молитва, с точки зрения современного мира, уже постепенно приближается к безумию или даже является таковым . Постепенно безумием становится все, что не отвечает понятиям о рациональности.

[прозелит]

"Прощение врага, отказ от мести - с точки зрения мира является безумием."

мне когда-то понравилось в одной нехристианской доктрине формулировка...

речь шла о двух типах поведения:
реактивном, когда мы реагируем на раздражитель сомнамбулически, "на автомате" и тем самым льем воду на мельницу противника Бога. Это именно то, подпитывающее противника  поведение, которое ему нужно от человека, чтобы все больше гас в человеке свет.

Или же про-активное, которое является прямо противоположным реактивному поведению. Даже если осознаешь мощный привычный импульс  (демонический, от противника), побуждающий к реактивному поведению, то сопротивляешься из всех сил и делаешь ему вопреки. То есть, здесь наше выбор – сопротивление накатанному паттерну поведения.

Но для такого поведения нам нужно вполне сознательное усилие, нужна устремленность к Свету, чтобы совершить такое действие. Зато это про-активное поведение дает нам чувство его правильности, потому что оно высвобождает в нас частицу света. А начиная с какого-то момента, при постоянном бдительном и сознательном про-активном действии, в нас начинается практически необратимая световая реакция...потерянный, раздробленный и почти погасший свет в нас соединяется в целое, и устремляется ко Свету, от которого почти отпал в свое время...

[Александр*]

Давайте про юродство отделим тему (уже, кстати, была (даже 2) - можно к ней и прилепить).

[Navigator]

vual,  Да, любить врагов, благославлять проклинающих. благотворить ненавидящим. да еще и молиться за обижающих и гонящих.......это ли не самое настоящее безумство пред миром? .......после 91 года, когда еще все было по старинке, и неписанные правила типа,- дашь на дашь,- хочешь жить- умей вертеться- и т. п были общим общественным мнением,. весь мир четче понимал ,что если кто то к Богу собрался, так он и любить значит должен врагов, и не заботиться о завтрашнем дне, и не искать мира сего. а жить днем одним сегодняшним и прочае. Поэтому на всех кто о Боге говорил, смотрели как на чекнутых........Не было моды на религию, все было честнее ,и в глаза говорили,- да ты чекнутый в бога что ли веришь?))  Духом Святым собрался питаться? иди делай карьеру, зарабатывай деньги...... Дом, дача. машина, успешный муж или жена- были показателем успешности человека в мире сем, чтоб этого достичь, требовалось действовать по законам типа,- ты мне я тебе мирским схемам....... тот кто о Боге заговаривал сразу считайте выпадал из этой схемы успешности. Крайне сложно было признавая Бога. и действуя по заповедям, быть нормальным в глазах остальных.Все прекрасно понимали , что нельзя одновременно служить  Богу и мамонне.Это всегда вызывало какие то опасения. чуть разговор шел о чем то духовном. сразу происходила настороженность. вопросы.....из какой это ты секты?.... никто толком ничего не знал ни про какие духовные  вопросы. ярлык был один- секта, попал в секту. либо чекнутый, в Бога верует.....  Сейчас  времена изменились. В храм не ходить уже даже как то и не модно. И как то так интересно получилось, что уже и мнение общее сейчас такое,что можно   послужить и  тому и другому. И никого уже не шокирует разговор о Боге.