А вот альтернативный предыдущему "женский взгляд" на о.Иоанна Кронштадского. Отрывки из очерка "Старый Керженец" Зинаиды Гиппиус - дамы нецерковной, но весьма наблюдательной и с острым умом.
"Вышел веселый старичок с розовым лицом и гладкими, желтоватыми волосами. Ряса бархатная, алая, - чудесная; на груди, мешаясь с крестами, звезды орденов.
У всего народа в эту минуту, на эту минуту, стала - не одна душа, я думаю - но одно устремление душ в общую точку; тянунье, вытягивание душ к этой точке. Чрезвычайно непонятное, но бесспорное явленье.
И ничего в этом не было противного, а трогательное, захватывающее равенство, сила - и беспомощность. А он, гладенький, голубоглазый, грубоватый и быстрый старичок, точно и на себя это не брал, - никакой важности и самодовольства. Невинность и привычливость.
Как будто и толпа, и он знали (без сознания, конечно), что важен не он, сам, а Кто-то другой, к Кому - кажется им - можно дотянуться сквозь него. Бархатный старичок - самый прозрачный и проницаемый, и все одной волной, с ревом, устремляются в этот просвет.
Почему именно он самый проницаемый? И на чем это видно? Пытаться определить, понять, - можно; решить - вряд ли! Одинаковость ощущения всей толпы - лучшее доказательство, что, для нее, это так.
...
Штюрмер попытался, было, навести разговор (для нас) на Толстого, на религиозное движение в Петербурге - напрасно! О. Иоанну это не нужно. И, чувствуется, войди он в это, начни рассуждать, размышлять, судить или писать об этом, он изменит себе, утратит свое сияние, слова его будут с общими всем ошибками и промахами, быть может, еще худшими, чем у многих. А так - он весь светится, и грубо, и блистающе, своими земляничками, пурпуром рясы, голубыми, как небеса утром, глазами.
...
Нам было пора. О. Иоанн, все забыв и точно очнувшись на мгновение, стал вглядываться в нас и в двух других людей, его и губернатора сопровождавших, как в незнакомых. Потом улыбнулся, сказал что-то приветливое, махнув рукой. Все у него безотчетно. И как хорошо, что он никого не замечает, не знает сложных недоумений, болей и вопросов, которые мучают нас, - и далеких "согласников" за Волгой. Блажен о. Иоанн, пока он светел и прост, как просты те дети, идущие к нему со своим страданием. "Если не обратитесь и не будете, как дети..." - это не для них сказано: они не могут "обратиться", они и так дети, - еще дети..."
Обратите внимание на второй отрывок: нецерковная Гиппиус совершенно четко улавливает: "начни (о.Иоанн) рассуждать, размышлять, судить или писать об этом, он изменит себе, утратит свое сияние".
О.Иоанн действительно рассуждал...