а я вижу несколько по иному ваш ум и вашу мудрость...нахожу в ней пользу для себя, как в восхищении так и в утруждении...и Рамана, для меня так же простой человек которого можно послушать, как и Вас...просто о нем как о мудреце многие свидетельствуют, а о Вас только я...
Даже не пришлось с тщеславием бороться. 
Как говорят, что умный человек тот, кто может отличить зло от добра, и мудрый - кто пойдёт в сторону добра.
Но ещё думается, что умный человек может из себя выносить мудрость. Свою. Личную.
Рассматривал этот момент, и сделал такой вывод: в моих "речах" (везде, и в жизни тоже) примерно (образно) 95% мыслей и слов прочитанных ранее. Библия, Отцы, священники и миряне, форумы и обычное общение. Остальные 5% - предлоги и междометия.
Здесь же, человек действительно мудр, и дошёл до таких глубин не имея всего этого.
перефразирую вопрос у Вас как обстоит дело с отбрасыванием всего лишнего, своего виденья, и мгновенностью действия?
В новоначальный период неофитства - очень плохо, потом немного получше, теперь и не знаю, что ещё можно откинуть.
Но это наполовину шутка, а реальность - то что изначально, хоть и имея искажённое представление о Христе, но тем не менее, всегда "бежал" к Нему - "Господи, помоги, не дай запутаться!". И многие вещи перерождались с головы на ноги, хотя и было больновато. Но в любом случае всегда было с чем свериться.
У этого человека такого нет.
Поэтому интересен вопрос: может ли такой мудрый человек, увидев Христа, отбросить всё и пойти за ним. Ведь ум и мудрость - это прекрасно, но за ними тенью следуют тщеславие и гордость.
Не думаю, что тщеславие и гордость присуща Махарши:
Духовный энтузиазм молодого Раманы был столь велик, а его ощущение предвечного «Я» было столь интенсивно, что для заботы о собственном теле просто не оставалось места. Он проводил долгие ночи без сна, без еды, в состоянии транса, и в этом состоянии внешний мир представал перед ним как пена или дым на краю его сознания – в нем не оставалось места для внимания к миру, окружающему его, и даже к самому себе. И не будь помощи и заботы со стороны монаха-отшельника, жившего в соседней пещере, который поначалу кормил и поил Раману Махарши, он вряд ли прошел бы этот период первоначальных жестких погружений. Однажды он был найден в пещере неподалеку от храма Шивы, где сидел уже долгое время в полной неподвижности, погруженный в самадхи, в ощущение предвечного «Я». Он был в таком глубоком трансе, что практически сросся со мхом, на котором сидел, а насекомые разъели его бедра. Когда нашедшие его оторвали от земли, они сняли коросту с его бедер и кровь хлынула потоком. Потрясенные люди увидели в Рамане воскресшего древнего мудреца, великого Риши, который в состоянии транса не видит и не чувствует, что происходит с его телом. Эта безжалостность к себе, эта степень презрения и невнимания к телу напомнила им тех святых, в теле которых муравьи прорывали ходы и поселялись в них, а птицы вили в их бородах гнезда.
Первые поклонники Раманы представляли его себе богом, живущим среди них. Они заботились о нем, пробовали кормить в течение долгих дней и недель его транса. Мало-помалу слава об этом святом распространилась по окрестностям, и к нему началось паломничество. Люди поражались, как много он может сказать, не говоря ни слова. Он молчал большую часть времени. Никогда не пробовал проповедовать. Тем более не пытался писать или диктовать какие-либо поучения человечеству.
Только время от времени он отвечал на вопросы, иногда в стихах. Монахи, отшельники, духовные практики, жившие на горе Арунахала и в окрестностях ее, предполагали, что Рамана Махарши наложил на себя духовную епитимью молчания и потому воздерживался от речи. Однако он воздерживался от еды, от питья, от сна и от речи не по какой-либо искусственной причине, а потому, что не испытывал в них нужды, будучи погружен в состояние совершенного глубочайшего единства с предвечным Сознанием. Интерес к вербальному выражению своего опыта, а также к людям и объектам пробудился в нем так же естественно и спонтанно, как и все, что происходило с ним до и после. Однажды в пещере, где он жил, несколько отшельников начали рассуждать о трудном месте в Упанишадах. Рамана неожиданно приблизился к ним и объяснил глубокий смысл этого места. После этого случая к Рамане стали обращаться за разъяснениями вопросов практического и теологического характера как отшельники, так и жители близлежащих сел. Рамана Махарши радостно отвечал на вопросы и начал рассказывать о своем собственном мистическом опыте. Завершилась стадия, в течение которой он не делал различий между собой и другими, между живыми и неживыми, когда он был погружен в чистое Самосознание. Теперь опыт его расширился и включил людей, мысли и объекты. Находясь непрерывно в глубинах Самосознания, Рамана Махарши стал одновременно доступен и открыт людям, которые нуждались в нем.
Постепенно вокруг него возник маленький ашрам, и люди, которые приходили к нему, становились объектом его неустанных забот и духовного попечения. Те, кто хотел видеть его, говорить с ним, находиться в его обществе, совершали довольно длительное и трудное восхождение на гору. И когда друзья попросили Раману поселиться в доме, построенном для него у подножия горы, он согласился на это из сострадания и симпатии к тем, кто хотел его видеть.
