У кого-нибудь есть алхимический опыт? (как тут http://rvb.ru/pushkin/01text/01versus/0423_36/1826/0420.htm )... когда проснулось сердце, пронзенное копьем сострадания, болело оно больше суток и стало чувствовать других как себя, до мучений, так что порой хотелось обрезать эти невидимые нити и сбежать подальше. Молитва впервые не пошла, она полетела через километры, так что хотелось материализоваться там, куда тянутся эти тончайшие нити.
Lily, однажды, мне было дано подобное сострадание о ближнем, доходившее до отчаяния. Ум помрачился, сердце рыдало от сознательного упорства ближнего в грехе. Я пытался убеждать, умолял, устрашал, но все напрасно, словно подменили ангела на дьявола. Грех резал мое сердце и обнажал мою беспомощность. Слезы наворачивались и текли сами собой. Я не мог молиться, а просто стоял на коленях перед иконами и плакал. Все мое существо было парализовано немощью, как истекающее кровью после нанесения ран. Сердце плакало в надежде, что Господь все вернет и восстановит, как прежде.
Так продолжалось три месяца, пока, однажды, я не осознал свой грех, как несогласие с волей Божьей и что мои страдания происходят от того, что я не мог изменить события, как мне хотелось бы вопреки воли Господа. Я понял это умом, но сердце не соглашалось и все равно хотело, чтобы было по-моему. Тогда меня пронзила мысль, что мое отчаяние есть плод сознательного упорства против Промысла Божьего о ближнем. И что его скорби и мои страдания даны нам во благо. Слышалось назидание –
«Ты осуждаешь ближнего за сознательное упорство в смертельном грехе, а сам что творишь? Или ты полагаешь, что твое упорство в осуждении ближнего менее смертельно? Какой грех можно творить сознательно, не опасаясь смерти? Нет такого греха! Может, для того и происходит все, чтобы смирить гордыню твою и ближнего».Плач очистил меня от самомнения и постепенно вернулась способность молиться и появились радость и благодарение Господа за скорби и страдания. Молитва стала твориться иначе. Она существенно замедлилась.
Однажды, я записал в своем дневнике:
«молитва неожиданно преобразилась и вокруг меня возникла защитная сфера, сквозь которую перестали проникать помыслы, чувства и время. Ум безмолствовал, следуя за молитвой. Каждое слово вытекало из сердца и растягивалось в пространстве, достигая бесконечности и оттуда, получая отклик, прекращалось, но не обрывалось, а висело, словно натянутая нить между моим сердцем и бесконечностью. Паузы между словами тянулись также, как слова, натягивая нити сердечной молитвы. Слова сами вытекали из сердца. Я ни о чем не думал и в закрытых глазах была зрительная тишина. Возникло впечатление, что этим протяжным истечением слова из сердца происходило выправление сердечного состояния. Я чувствовал, что не я творю молитву, а она сама показывает мне неправильное состояние моего сердца и меняет его ориентацию, поворачивая лицом к Господу. Умом я отмечал эти изменения в сердце. Слово прекращалось только после того, как сердце выправлялось. Каждый такой момент воспринимался, как милость от Господа».Это случилось 4 года тому назад. Тогда все казалась необычайным и неповторимым. И действительно, мои надежды на повторение этого мистического состояния не оправдывались. Но когда я переставал ожидать преображения молитвы, убеждаясь в своей немощи и нищите, то молитва неожиданно вновь преображалась и вновь становилась чистой. Мистические состояния, порожденные благодатью никогда не повторялись. Течение молитвы с ощущением натянутых нитей было дано лишь однажды, но чистота молитвы стала узнаваемой. А вместо бесконечных нитей возникали иные движения молитвы и опыт взаимодействия с благодатью Духа.
Lily, ваш опыт молитвы похож на мой, но конечно, совершенно иной. Благодать не повторяется и раскрывается молящимся по-разному. Лишь ограниченность нашего словесного ума описывает необычайное одними и теми же обычными словами типа «нить». И даже ваши тонкие познания в области изобразительного искусства не способны изобразить тонкие нити движений Духа. Надеюсь, вам понятно, что не уроки ваших учителей и не контакты с «белыми бенедиктинцами» собирают мозаику вашего духовного рассуждения. Но плач сострадания оторвали молитву от земли сердца так, что она не пошла, а полетела.
Но не на парение молитвы в небесах хотелось бы обратить ваше внимание. Важнее внимать состояниям сердца и ума после умаления благодати. А именно, на смирение, немощь и нищету духовные, когда благодать уходит. Их осознание порождает блаженство плача. Ради этого и удаляется благодать по своему Промыслу. Если же за пределами сферы чистой молитвы видимый мир начинает восприниматься мучительным и бессмысленным существованием души так, что мистика чистой молитвы воспринимается жизнью, а земная жизнь – смертью, то в этом есть проявление не плача, а прелести, которая важное видит в строках:
«Как труп в пустыне я лежал» и не замечает гласа жизни:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Любовью жги сердца людей»
