Просить рассказать о своём опыте - возводить людей на крест
По-человечески: сначала молиться вообще ничто не побуждает, кроме мысли, что вот, пришёл в Церковь, где говорят, что нужно молиться. Исходя из того думаешь - говорят, значит надо. Это, так сказать нулевой класс, где кроме принуждения себя, ничего не видно (хотя что-то ещё есть
Так трудно собирать мысль в эти странные и грубые своей прямотой церковно-славянские слова, особенно смущают слова псалмов, призывающие кару на неугодныых
Потом, утренне и вечернее правило начинают становиться привычными - через 20 минут правила рассеянность сходит и молиться легче. Это 1-й класс. О борьбе со страстями речи, наверное, ещё не идёт, а стоять службы тяжело ногам и мыслям.
Затем нужно встретить человека, который верит так, что для него Бог - жизнь и вера – действительная реальность, т.е. не от мира сего безумца. Иначе, можно не перейти во 2-й класс.
От таковой встречи душа получает более всего, ибо она видит, что вера Церкви осуществима, сильна. Тогда же черёд чтения и раздумий. Начинается борьба с собой и потребность в молитве, чтобы забыть сладость страстей. Се - третий класс.
Тогда же быть может начата молитва непрерывная и умная, что становится более необходимой для сохранения внутренней, крайне колеблемой сферы эмоций. Верующая душа похожа на нежный цветок, который только распускается - и молитва его защищает. (Душу мирскую трудно растоптать, а душу, только рождённую для Бога - легко, ибо она имеет все чувства обострёнными и весьма ранима). Где то об Афонитах светский врач писал, что это люди с возбуждёнными нервами, неврастеники, а один столь же или весьма опытный в духовных предметах «защитник» веры ответствовал, что благодать покрывает нервность иноков, превращая оных в святых неврастеников. Подивимся разуму защитника веры и укажем, что, по видимости, оная двоица путала иноков и послушников. Впрочем, сии истории и поучительно читать терпящему нечто такое, дабы утешаться в своём положении. Суета от многих дел начинает напрягать и рассеивать нежную новорождённую душу и эта рассеянность вкупе с жалостью к своей душе приводит в некоторый вид прострации удобнее, нежели рассеянность мирских. Тогда уж и просто необходимо хранение ума, постоянная молитва. И человек сей радостно получает двойное благословение делать от самой необходимости и отеческого напутствия.
По вкушении же первого плода внимательного покоя приходит к человеку ревность и в некоторый срок он удобно начинает считать себя несколько преуспевшим, непрестанно понуждает себя молиться и, как правило, впадает в прелесть, называемую мнением, т.е. преуспевает в сластолюбии и тщеславии от самой же молитвы (о прелести визионерской, с воображением не говорим - это ужасно и бывает в наш просвещённый век весьма редко). Таковая молитва, движимая смесями добрых, сладких и славолюбивых чувств содержит в себе переход из начальной школы в среднюю и экзамен, ибо через мнение начинают мучать душу ужасное уныние и опасения, поскольку чувственность легко обращается с добрых сладких чувств на пугающие и ужасные движения собственной чувствительности, которые опытные зовут страхования. Молитва же в такое время становится и сладостью (ведь какой подвижник, если даже бесы ополчились!) и подвигом, который всё более вводит душу в какой-то ужас, поскольку в обеих движениях развивает всё ту же чувственность, поскольку не содержит ещё залога самоотвержения. В сих муках рождения становится молитва опытной в духовных бранях, ибо некоторый старец, будучи спрошен об учителе своей молитвы, отвечал, что сими были падшие духи.
А поскольку силы души не беспредельны, то приходит некоторый час истины и человек либо сходит с тесного пути молитвы в сладкий и знакомый уют мирской жизни и мысли, убегая от ужаса бездны, что во сне и наяву удобно находит пути проникать в сердце, либо - отвечает опасениям своим и пугающим помыслам как некий старец: "Лучше я сойду с ума, как обещаете, нежели отступлю от своего пути". И когда решится сердце человека на это самым делом, т.е. отвержется себя и будет согласно хоть на умалишение и позор перед всеми или и на саму гибель, то внезапно исходит из области страха. Тогда отступают бесы и человек удивляется - что же это с ним было и радуется, видя, что счастливо миновал он препятствие, не свернув с пути
И тогда постигает таковой, что сила, изъявшая его из тьмы, есть смирение и удерживающая воля Божия, и научается прибегать к тому при всяком бедствии и опасении в жизни, предавая свою судьбу в волю Божию. Мир снова светится для него всеми красками бытия и молитва его бывает молитвой благодарения! Собственно с этого начинается умная молитва и, говорят, нет иного пути, кроме первого страха. Впрочем, это и не кажется несообразным природе, поскольку чувственность человека и в молитве ищет нечистого наслаждения и через то попадает во власть злобы. (Далее же душа всегда остерегается от впадения в прелесть одной памятью пережитого, поскольку приобрела она мужество и разумное небрежение помыслами.) Это есть класс четвёртый и начало средней школы.
Далее человек молится более не по принуждению, но от доброй воли, ибо сладко смирение молитвы и ничего на свете нет слаже его
и оно освобождает человека от себя самого себя и всякого страха грядущего. Здесь обнаруживается свобода, которой не знает мир сей и нет уже причин у человека спрашивать - что побуждает его на молитву
И сие есть класс пятый. Душевное его око делается тонким, а душа умягчается и всё более входит он в чувство Общения и познаёт, что такое – «приидем и обитель у него сотворим». И тогда все дела у человека становятся лёгкими и постепенно становится он совершенным безумцем в вере.
Но, кажется, не до конца ещё смирился он, ибо и огонь и вода бывают предложением третьего испытания. Ибо хотя смирилось сердце человека в виду ожидаемого позора и смерти и т.д. и по необходимости (не знаю, как сказать), то, по причине полученной свободы, начинает ум человека дерзать принимать собственную мысль о многом, не довольствуясь уже обычными преданиями, взятыми по внешности и ради веры взаймы у Церкви святых и учителей. И это есть класс шестой. А как преодолевший искушение, получает он некоторые дары от Бога. И получив их, начинает человек испытывать широту свободы. И достоинством даров пробует он оправдать отступление от общего обычая и труда, и считает, благодаря им, себя изъятым из общего закона и необходимости опасения на всякий миг. И тогда «свобода его» становиться ему «поводом к угождению плоти»
И Бог попускает ему идти вперёд в своём испытании. Человек пробует свои дары и, упорствуя в человеческом добре, падает, но уже не возвращается сразу к Богу, но начинает уже пытливо рассматривать учения Церкви, ибо наступило время ему для самостоятельного видения истин, поскольку многое в Церкви хранит простецов от падения, но совершенно бесполезно представляется тем, кто преуспел, ибо ушедший далее, да не обращается вспять, ибо хорошее в некотором отношении бывает врагом лучшему. Но сего различия не постигает ещё человек ибо мысль его не пришла в познание вещей. И отвергает он одно за другим правила Церкви, не соглашаясь принимать их обратно, доколе не преодолен и не возненавиден бывает грех в нём самом. И читает философов и удивляется их выскоумию и очень скоро они ему прискучивают, потому, что в их слове нет Бога. При этом человек, однако, и
надеется совершенно истинно и крепко на Бога, просвещающего сердце, и воюет против Него. Это бывает война против Божества и за Бога, как воевал некогда много претерпевший Иов. Се - Божественный риск, и человек воюет с образами Божества, которые хранятся в его разуме и преодолевает их. Из плодом этой брани бывает простое и тихое чувство Божества, очищенное от разномнения ума. И жизнь его тогда приходит к простоте соообщения чувства и мысли. Постепенно же и оскудевает дарами дерзкая его душа из-за охлаждения любви к самим дарам и по причине нечистой совести, и он опытно дознаёт, что человек без Бога, хотя бы и отдали ему весь мир, есть ничтожество. И это есть класс седьмой.
И тогда постепенно начинает он от всей души возвращаться в свою Церковь и в простоте молится он всякий раз с привычной сладостью и часто уже и не может отделить себя от очей Божиих
Тогда никакого дара не мнит он уже выше смирения перед Богом и не требует себе никакой судьбы, но только чтобы идти ему по пути Божьему. Я не знаю как сказать о том, что движет его на молитву. Кажется, Некто по временам радует взыграниями его сердце и обновляет иногда все чувства души. Но это бывает привычно и молитва не может уже совершаться без умиления, хотя и не одинакового по силе всегда. И тогда человек понимает, что всё время с самого начала его молитвы, Бог подвигал его и помогал и любил его. И видит он Бога в каждом помысле отдохновения и радости, и в каждом случае усматривает милость Его, и в очах ближних своих и Стоящего за всяким встречным, и уже не путается в мысляи об источнике молитвы. И это есть класс восьмой. Аминь
PS: Всё это шутка :lol За восьмым классом есть девятый, десятый, университет, аспирантура, а затем– зрелость плода жизни (не только молитвы! ибо она есть только часть и в делах любви должна процвести и окрепнуть, и дать плод любви), но эти степени менее нами различимы и, по видимому, различаются, всё же менее друг от друга, сколько начальные, описанные выше. Впрочем, может я во всём заблуждаюсь. Простите :red:
