ГЛАВА 8 О ЗВЕРЯХ, ПТИЦАХ И ВИДАХ КАВКАЗСКОЙ ПРИРОДЫ

Беседуя так и наслаждаясь медоточием словес, от святого и великаго старца исходящих, мы и не заметили, как ночь уже давно покрыла нас своим покровом, и полная Луна разливала свой серебристый свет на всю страну. Она была ниже половины Неба и тем показывала, что время было далеко за полночь.

Неизменная другиня пустынников и неразлучная спутница их одинокой жизни - птица филин или попросту сова, которую святый Исаак Сирский - восхваляет в своей книге как любительницу безлюдных стран, радующуюся, когда достигнет необитаемых мест, давным давно, ещё с вечера летая посреди холмов и горных ущелий, оглашала всю пустынную окрестность своим заунывным голосом, какою-то отрадною тоскою, поражающею душу. Любезна эта птица пустыннику. Сам Господь милосердый сотворил её для утешения ему. В каких бы дебрях или трущобах ни укрывался пустынник,- она тут. Едва только зайдёт Солнце и наступят сумерки, как она уже кричит своим заунывным, плачевно-могильным голосом, носясь промежду деревами, по скалам и ущелиям. И как этот голос роднит и согласует душевному настроению пустынника!...

Восстанет он ночию на Божию службу, и снова слышит тот-же похоронный плач... могильный крик птицы пернатой... как будто бы осиротелая мать, в горести сердца, неутешно оплакивает своего возлюбленнаго сына, во цвете лет похищеннаго неумолимою смертью.

По правую сторону от нас, вниз, на довольно значительном разстоянии и пожалуй на половине подъёма от Урупы (реки), по склону горы, слышно пасётся стадо оленей - питаются они сочною травою.

Явственно доносится тихим ветерком до слуха нашего их храпение ноздрей, топот копыт и движение, а порою и голос ревения, когда одна другую ударит копытом или же рогами.

Внизу на самой Урупе, где волки имеют своё постоянное место пребывания, идёт дикий вой и тянется всевозможными голосами нескончаемая песня - по обычаю. То хищные звери, и звуки их песни лесной наводят страх и боязливость, как бы от присутствия злобных врагов. От них вниз и вверх по течению Урупы,- в ельнике и соснах, по подгорьям и склонам гор движутся большия стада свиней, кои во множестве силы своей не боятся ничего, стеною пойдут на всякую сопротивную (себе) силу и никакой сильный враг не устоит особенно противу страшных клыков кабаньих. Только медведь, этот хитрейший зверь, часто следуя за ними, только того и смотрит, как бы схватить малаго детища, кой когда возревёт, задравшись с товарищем своим, ревнующим о успех собрата своего. Но подчас плохо бывает и ему, когда не успет зараз придушить схваченнаго порося. Если же сие закрычит, то свинии, уже зная своего всегдашняго врага, с быстротою стрелы бросаются к тому месту, и несчастный в один миг бывает разорван на клочки. Не менее удивительное зрелище бывает и тогда, как медведь, бывает, взобравшись на плодовитое дерево, поедает груши, орехи, яблоки или каштаны. Но вот вдруг заслышит, что к этому же дереву подходят свинии, тогда он враз падает с великой высоты на низ, как бы большой камень, и стрелою бросается в бегство в противуположную сторону. Так же падает он стремглав с дерева на землю, когда охотник ударет его пулею из ружия.

Лает лиса, как собака, поймавши беззащитнаго зайца, а жиран, стоя на холме, свистит носом, как в дудки; козёл же имеет такой обычай: как только заметит присутствие человека, то, убегая, непременно заскрипит голосом своим, как колесо в телеге несмазанное.

По голым горам живут безчисленнымп стадами только одни туры (подобие овцы, но несравненно больше её); они настолько бойки и быстры в движениях, что подобятся крылатым. Какая бы ни была глубокая пропасть, добегая, враз кидается головою вниз, потому что рога у них ужасно велики, а на лбу чрезвычайно толсты, и, падая ими на камень или скалу, не терпят вреда. Редко удаётся охотнику подстрелить его.

Где днём виднелись чабаны со стадами, там теперь горели огни, лаяли собаки, чуя татьски подходящаго волка - похитит незлобиваго ягня. Вид пылающих костров, как и вообще вид огня в ночное время, особенно в местах глухих, удалённых от людского селения, обыкновенно производит на душу впечатление дивное, никаким словом неизъяснимое. Оно похоже на то, какое рождается от зрения ночию на Небо, усеянное звездами. И как здесь, так и там в чувстве сердца нам слышится соприкосновение с миром загробным. Это огненное видение, среди темноты, бывает как бы лучом духовнаго света из мира невещественнаго, как струя из области безтелеснаго бытия. Оно напоминает собою, что есть где-то за пределом видимаго - страна света невечерняго, незаходимаго. Есть жизнь во свете лица Божия, где светит незаходимое Солнце Правды, озаряя лучами блистания Своего всю разумную тварь, которая и наслаждается неисповедимым блаженством, вкушая радость Божественнаго лицезрения в пучинах присносущества Божия. А мы, земнородные, находимся в глубоком мраке и непроглядной темноте; и как бы хотелось войти и погрузится в эту светящуюся точку и улететь туда, идеже лики святых, Господу угодивших, и праведницы сияют, яко светила.

В сию минути припоминалась мне песнь церковная, в честь нетленныя Богоотроковицы составленная: "Чистую светло почтим... Огнь Божества неопально во чреве приемшую и родшую Создателя своего". Но, впрочем, нужно заметить, что это дивное и преестественное впечатление бывает не тогда как светит Луна и лают собаки, а когда всё утихнет и глубокий мрак покрывает всю страну, как мрачная одежда покрывает тело, на котором лежит. А в высотах Небесных и его необъятных пространствах тихо и безмолвно творит шествие свое слава Божия, образом величественным, торжественным, поражающим и восхищающим.

Конечно, это мы читали другую страницу книги природы и не глазами, как днём, а слухом,- и прославляли неистощимую премудрость Божию.

Но возсияет Солнце и лягут звери в ложах своих, и изыдет человек на дело свое и на делание свое до вечера. Яко возвеличишася дела Твоя Господи, вся премудростию сотворил еси. Буди слава Господня, во веки (Пс.103).

И так мы заснули на высотах Земли, как бы на Небеси в заоблачной сфере и телом и душею будучи превыше всего долняго.