|
Составитель мон. Евпраксия (Шиленкова)
Перед вами - первая книга из серии книг о старчестве. Эта серия включит в себя те жизнеописания подвижников, которые наиболее ярко раскрывают сущность духовного руководства, показывают необходимость подчинения своей воли опытному наставнику - старцу, о невозможности шествования по духовному пути без руководителя.
"Нет несчастнее и ближе к погибели людей, не имеющих наставника в пути Божием. Спасение есть во мнозе совете", - пишет Авва Дорофей. А в утешение тех, кто еще не нашел духовного руководителя, он добавляет: "Если кто хочет истинно, всем сердцем, исполнять волю Божию, то Бог никогда его не оставит, но всячески наставит по воле Своей. Поистине, если кто направит сердце свое по воле Божией, то Бог просветит и малое дитя сказать ему волю Свою".
Мы же приведем выдержку из письма архимандрита Софрония к Д.Бельфуру (осень 1932 г.):
...Доброе устроение Вашей души - желание занять последнее место новоначального послушника, который служит старшим отцам и братиям - не совсем правильно в Вашем положении. Вы хорошо приписали: "Но если Вы видите какую-нибудь опасность или ошибку в слишком крайнем стремлении унижаться пред ними и служить им, то пишите мне". Это Вы просите старца отца Силуана, но Вы позволили и мне прочитать Ваше письмо, а он, кажется, Вам [об] этом ничего не написал; я же по неразумию своему захотел сказать Вам, что об этом думаю, а именно: в Вашем добром, по-видимому, намерении действительно скрывается некоторая и опасность, и ошибка. Вместо того, чтобы научиться "смирению, служению и послушанию", Вы научитесь обратному. И не удивляйтесь тому, что я Вам говорю. Безошибочный путь к тому, чтобы научиться вышеуказанным добродетелям вот какой: Вы сам не ищите ни славы, ни бесчестия, ни власти управлять, ни унижения в самовольном служении. Не только не ищите преимуществ пред ними, но, что у Вас уже есть, имейте в сердце своем готовность с радостию уступить во всем и подчиниться, но в том только и в той мере, в чем и в какой они захотят. Сами же не проявляйте инициативы. Какое они Вам место отведут, то и занимайте. Последнее, среднее или первое. Если что попросят или прикажут - сделайте. Сами не набивайтесь ни в чем, но и не противоречьте.
Если же Владыка Митрополит Вас поставит начальником, то не противьтесь ему. Самое большее, что разрешается в таком случае, - это сказать приблизительно так: "Владыко Святый, Ваше благословение и воля - для меня благословение и воля Божия, и я совершенно не дерзаю противиться Вам, но, вполне сознавая свою немощь и неопытность, должен сказать Вам прежде, что послушание, которое Вы хотите возложить на меня, превышает мои силы".
В других случаях, то есть когда Вам поручают дело по Вашим силам, - скажите только с поклоном: "Благословите", и все. Не говорите - "я недостоин" или другое что, не отказывайтесь, если и не нравится, не радуйтесь слишком, если по душе. Во всех случаях только старайтесь не высовываться, а лишь с радостию и простотою, и готовностью выполнить всякую просьбу, поручение, посильное Вам. Если так будете делать, то и Богу, и людям любезны будете и истинному смирению и кротости научитесь, которая состоит в том, чтобы не унывать в унижении и не возноситься в чести. Указанный Вам путь есть высокий, совершенный путь. Искать большего - то есть стремиться к уничижению - не Ваша мера. Чрезмерность же всегда приводит к дурным последствиям (простите меня за откровенность). Учиться послушанию - отсекать свою волю - это Ваш долг. Смысл здесь такой. Не прилепляясь ни к чему душою, не задумываясь ни о чем по пристрастию - Вы всегда будете блаженствовать, имея душу и ум свободными для богомыслия и молитвы. Когда Вам скажут - сделай то-то и так-то, то Вы свободны от необходимости думать, что и как сделать. А это - т.е. иметь ум свой ceo-бодным от помышлений о вещах мира сего (для нас самое нужное - иметь чистый от помышлений о всем вещественном, о земном ум и сердце свободное от пристрастий) - необходимо для чистой молитвы.
Второе, к чему необходимо стремиться в послушании, - это навык отсекать свою плотскую волю, который нам необходим для того, чтобы мы легче могли исполнять заповеди Божий, т.к. плотская наша воля (и мудрование) всегда противятся Божией воле (выраженной в заповеди). В сих двух заключен смысл послушания. Цель подвига - исполнение воли Божией. Цель наша - вечная жизнь - состоит в познании Бога (Ин. 17:3), а не в исправлении нравов. Это, конечно, не значит, что не нужно исправляться нравственно. Но ведь первая и наибольшая заповедь - любить Бога (Мф.22:37)- Когда мы отрываемся от памяти Божией., забываем о Боге - тогда мы погрешаем против этой заповеди.
Впрочем, есть еще и третья сторона. Бог дважды не судит. Если Вы делаете за послушание какое-либо дело со всею добросовестностью, то Вы свободны от ответа пред Богом. Отвечает давший Вам приказание, так что совесть Ваша все время пребывает мирною.
Если Вы теперь согласитесь принять к неуклонному руководству то, что сказано, то Вы в кратчайший срок сделаете великий успех в духовной жизни. Следуя указанным путем,
Вы увидите, что в старце у Вас не будет той потребности. Вы как бы сами себе сделаете старца из Владыки и собратий своих. Старец нужен вот для чего:
1) Отсекать в послушнике-ученике всякое проявление личной греховной - плотской - воли, направляя ее согласно с волею Божиею.
2) Окормлением (то есть наставлениями) возводить ученика от низших ступеней на более высокие. Давать ему делания, соответствующие его духовному возрасту и силам.
Первое заменяется для Вас чрез отсечение своей воли пред Владыкою и собратиями по монастырю. Второе - чтением святоотеческих творений аскетических (преп. Иоанна Лествичника, Аввы Дорофея, Варсануфия и Иоанна и других), уже имеющихся у Вас. Но это не может заменить вполне старца (идеального, совершенного), которого, однако, всегда и во все времена было нелегко найти. Кроме того, современные послушники (самочинные, самонадеянные, умные, нетерпеливые, несмиренные, всезнающие) не способны жить под старцем (настоящим).
Беседа с единодушными (ищущими спасения) так же много помогает нам. Когда все же накопятся недоумения и трудности такие, что человек становится совершенно в тупике, то (если он по устроению сердца и по подготовке своей окажется способным) Господь пошлет ему такого человека [старца) или собеседника, который поможет, ему и выведет на дорогу.
Так пространно я изложил Вам то, о чем сначала кратко написал по повелению старца отца Силуана.
Советую Вам, примите к неуклонному руководству указанный Вам путь и делание. Это освободит Вас от раздумий и изысканий у Святых Отцов. Это внесет в Вашу жизнь спокойствие, определенность, уверенность.
Не всякий священник, монах может быть духовным отцом. В настоящее время появились пастыри, которые, не имея достаточного духовного опыта, берут на себя не подобающее им достоинство учителей и старцев. По словам Святейшего Патриарха Алексия II: "Критикуя Священноначалие, они, в отличие от духоносных отцов прошлого и настоящего, критикой пытаются привлечь к себе внимание и таким образом создать себе авторитет. Как правило, непременным и единственным условием спасения они объявляют полнейшее подчинение себе тех, кто прибегает к их руководству, превращая их в неких роботов, не могущих без благословения такого "старца" совершить любое дело, каким бы незначительным оно ни было. Человек, таким образом, лишается той благодатной свободы воли, которая ему дарована Богом. Для подтверждения своей правоты они неправомочно используют ссылки на творения святых отцов, профанируя их великое делание и извращая само понятие старчества.
Подлинный старец, прежде всего благодаря высокой духовности, бережно относится к каждому конкретному человеку. В силу своей опытности и благодатного дара, он раскрывает образ Божий в человеке теми средствами, которые созвучны его духовному устроению и возрасту. Отдельные же современные "старцы" (а вернее их будем называть "младостарцами"), не обладая духовным рассуждением, налагают на воцерковляющихся неудобоносимые бремена (Лк.11:46), употребляют в своей пастырской деятельности штампы, губительные для духовной жизни, необоснованно применяют к мирянам, по большей части духовно еще не окрепшим, формы духовного руководства, уместные только в монашестве.
Нередко, в доказательство преданности себе, они требуют от приходящих к ним продать их скудное имущество, в результате чего те, лишившись имущества и жилья, попадают в абсолютную зависимость от такого пастыря. Столь превратное толкование слов Спасителя: "Все, что имеешь, продай... и... следуй за Мною" (Лк.18:22), больше согласуется с практикой современных тоталитарных, сект, наводнивших Россию в последние годы, чем с духом Евангельских заветов".
Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе бесстрастного и святого руководителя. Также и сам исследуй Божественные Писания, особенно же практические сочинения Святых Отцов, чтобы, сравнивая с ними то, чему учит тебя учитель и предстоятель, ты смог видеть это, как в зеркале, и сопоставлять, и согласное с Божественными Писаниями принижать внутрь и удерживать в мысли, а ложное и чуждое выявлять и отбрасывать, чтобы не прельститься. Ибо знай, что много в эти дни стало прельстителей и лжеучителей (Симеон Новый Богослов).
Отношение Симеона Нового Богослова к его старцу Симеону Благоговейному является удивительным примером истинного послушания и любви к своему наставнику. Поэтому именно этому святому и посвящается первая книга настоящего издания.
Симеон Новый Богослов родился в 949 году по Р.Х. Место рождения - поселение Галати в Пафлагонии. Родители Симеона, Василий и Феофано, были богатыми и влиятельными провинциальными аристократами. С одиннадцатилетнего возраста Симеон жил со своим дядей в Константинополе, где тот занимал видный пост при императорском дворе. Симеон обучался в "грамматической" (средней) школе, изучал тахиграфию (скоропись) и выработал, по свидетельству Никиты Стифата, прекрасный почерк, но отказался продолжить "внешнее образование" в риторике и философии.
При всем своем внешнем благополучии, Симеон очень рано испытал большие внутренние страдания из-за одиночества, отсутствия друзей и своей неспособности удовлетвориться земными благами. Ранняя неудовлетворенность жизнью в миру побудила Симеона к чтению духовной литературы и к поискам святого человека, который стал бы его учителем. Как новорожденному дитяти нельзя жить без матери, которая печется о нем, лелеет его, пестунствует, так новорожденному в духе и обратившемуся существенно нужны на первый раз пестун и пестунство, руководитель и руководство. Необходимость в руководителе-отце очевидна сама собою. Всякому, начинающему искать спасения., нельзя браться за это дело самому или содеватъ свое спасение по своему разумению и хотению, но с первого же раза надо отдать себя кому-нибудь под науку в сем. Вступил человек на новый, совершенно безызвестный ему путь; пусть лее пользуется верным указанием, а не останавливается на одних своих догадках (Свт. Феофан Затворник).
Путь вопрошения других оправдан уже многими примерами. Как я могу разуметь, если никто не наставит меня? - вопрошает вельможа диакона апостола Филиппа (Деян.8:31); призванный апостол Павел посылается для научения к Анании (Деян.9:6). И Святые Отцы-подвижники, даже величайшие из них, каковы Антоний Великий, Макарий Египетский, Пахомий Великий, Илларион, Савва и другие, предварительно расспрашивали о путях, советовались и покорялись другим наставникам. Они, как выразился Св. Афанасий Великий об Антонии Великом, как мудрые пчелы собирали себе духовный мед у других подвижников, слагая его в свое сердце, как в улей. И спрашивать у других Св. Антоний считал столь спасительным делом, что и потом сам - учитель всех, он обращался с вопросами к какому-либо преуспевавшему ученику своему. Так, когда он получил от императора Констанция приглашение прибыть в Константинополь, спросил ученика своего Павла Препростого: идти ему или нет? И после того, как Павел сказал ему: если пойдешь, будешь Антоний, а если нет - будешь авва Антоний, он остался (Добротолюбие, т.1, стр.123).
Новоначальному в духовной жизни необходим руководитель, так как подвижнику приходится вести борьбу с самим собой, не внешнего врага нам надобно бояться: враг наш заключен в нас самих... Воистину человеку надлежит надвое рассечь себя (Добротолюбие, т.2), Являясь наблюдателем и, в то же время, предметом наблюдения, заключая в самом себе врага и друга, человек не способен сам по себе различить, что "наше и что от неприятелей наших". Только постороннее лицо, неподверженное страстям, владеющими нами, может ясно увидеть наше душевное устроение. В деле совершенствования, в деле приобретения добродетелей более, кажется, чем где-либо, должна быть постепенность, ровная и внимательная "неотдышная" борьба. Новоначалъный, часто ревностный вначале, скоро ослабевает от чрезмерного трудничества или его недостаточности. Сегодня он побеждает страсти, а завтра, по слабости или нерадению, он допускает страстям пленить его ум и подчиняется им; сегодня он умеренно побуждает природу свою к добродетели, а завтра он переходит даже пределы умеренного делания; но и в ослаблении подвига, и в чрезмерном подвиге - зло: добродетель не в излишестве, а в умеренности заключается (Только умеренному деланию цены нет, Св. Исаак Сирин, сл.150). Такую жизнь подвижников, которая течет подобно малому, но постоянно текущему ручейку, никогда не иссыхающему (по словам Прп. Амвросия Оптинского), можно проводить только под руководством человека, имеющего дар рассуждения, постоянно вопрошая его, не доверяя себе.
После долгих трудов и сокрушений нашел я, - говорит Петр Дамаскин, - вот какое у Св. Отцов рассуждение: начало всякого блага и всякого зла есть данный человеку разум, и по разуму - воля. Начало спасения: да оставит человек свои хотения и разумения и сотворит Божий хотения и разумения. Прежде закона, в законе и благодати много обретается спасенных потому, что они предпочли разум Божий и волю Его паче своих разумений и хотений; и опять во все те времена много обретается погибших, поскольку свои хотения и разумения предпочли паче Божиих. Волю же Божию (в частных случаях) узнать иначе нельзя, как чрез рассуждение, и рассуждение не свое, а утвержденное вопрошением имеющих дар рассуждения и опытных. Только сим образом узнаем, какие хочет Бог, чтоб мы проходили делания. Если же не так, не можем спастись никак. Без сего даже и то, что мы почитаем благим, не бывает на добро, - или потому, что неблаговременно, или потому, что не нужно (Творения Св. Петра Дамаскина, кн.1, с.5, Москва, 1894 г.).
Устремление Симеона найти духовного наставника не встретило одобрения окружающих, которые наперебой утверждали, что "ныне нет такого святого на земле". Однако Симеон продолжал поиск, и, в конце концов, его усилия увенчались успехом.
Дивно то, - говорит Свт. Феофан (Путь ко спасению), - что ищущему искренно всегда подается истинный руководитель. И руководитель, кто бы он ни был, всегда дает точное и верное руководство, как скоро руководимый предается ему всей душок" и верою; - Сам Господь уже блюдет такого преданника... Молись, и Господь укажет руководителя; предайся руководителю, и Господь научит его, как руководить тебя.
Решающей оказалась для юного Симеона встреча с монахом Константинопольского Студийского монастыря, Симеоном Благоговейным, который стал его духовным отцом. Симеон Благоговейный был пожилым иноком, он не имел священного сана, но обладал глубоким духовным опытом, и в его лице Симеон-младший обрел того, кого долго искал. Юный Симеон так любил своего учителя, что почитал его за святого и считал себя недостойным прикоснуться к его одежде или поцеловать место, где тот стоял во время молитвы.
По "Лествице", если человек желает жить под старческим руководством, он должен соблюсти следующие требования: полнейшее предание себя, отречение от своей воли, мыслей и желаний, полная невменяемость, омертвелость, обязанности же старца - принятие, очищение и совершенствование души ученика, решительное уверение в ее спасении, ответ за нее пред судом Божиим. Между старцем и учеником заключается завет о любви и доверии.
Если соблюдешь мою заповедь, паче же Божию, исповедаю, что отвечаю за тебя в день оный, в который Бог имеет судить тайная человеков (Преп. Варсануфий Великий, отв.58), - говорит старец. Как железо кузнецу, предаю себя тебе, святейший отче, в повиновение (Лествица, сл.4, 23).
В 22 Огласительном слове Прп. Симеон пишет о некоем Георгие, подразумевая себя.
Жил в Костантинополе некто по имени Георгий, юноша возрастом лет двадцати. Это в наши дни, на нашей памяти. Он был красив лицом, и в его походке, в манере держать себя и в приемах обращения было нечто показливое: так что по сей причине делали о нем разные недобрые предположения те, которые смотрят на одну внешность и, не зная, что сокрыто внутри каждого, судят о других ошибочно. Он познакомиться с неким монахом, жившим в одном из константинопольских монастырей, человеком святым, и, открывая ему сокровенности сердца своего, сказал и то, что сильно жаждет спасения души своей. Честный старец, поучив его, как следовало, и дав ему небольшое правило к исполнению, дал еще и книжицу Святого Марка Подвижника, где он пишет о духовном законе. Юноша принял эту книжицу с такой любовью и с таким благоговением, как бы она была послана ему от Самого Бога, и сильную возымел к ней веру, надеясь получить от нее великую пользу и великий плод. Посему читал ее с великим усердием и вниманием, и, прочитав всю, великую получил пользу от всех глав ее. Но из всех глав три наипаче запечатлелись в сердце его; первая: "Ища врачевания, пекись о совести своей (внимай ей); и что она говорит тебе, сделай то, и получишь пользу" (Глава 69)- Вторая: "Ищущий (чающий получить) действенность Святого Духа, прежде делания заповедей, подобен купленному за деньги рабу, который в то же время, как его только что купили, ищет, чтоб вместе с уплатою за него денег подписали ему и свободу" (Гл.64 о хотящ. оправ. от дел). Третья: "Молящийся телесно и не имеющий еще духовного разума подобен слепцу, который взывал: Сыне Давидов, помилуй мя (Мк.10:48). Другой же некто, прежде слепой, когда прозрел и увидел Господа, уже не называл его сыном Давидовым., но исповедал Его Сыном Божиим" (Ин.9:35,38) (Гл.13,14). Эти три главы очень ему понравились, и он поверил, что чрез внимание к своей совести, как внушает первая глава, он получит уврачевание (немощей душевных); чрез исполнение заповедей достигнет действенности Святого Духа, как учит вторая глава, и благодатью Святого Духа прозрит умно и узрит неизреченную красоту Господа, как обещает третья глава. - И уязвился он любовью к красоте сей и, хотя еще не видел ее, сильно возжелал ее и усердно взыскал, в надежде узреть ее, наконец.
При всем, том, однако ж, он ничего особенного не делал (как уверял лгеня с клятвою), кроме того, что каждый вечер неопустительно исправлял то небольшое правило, которое дал ему старец, и не иначе, как, исправив уже его, ложился в постелъ и засыпал. Но со временем совесть начала ему говорить: положи и еще несколько поклонов, прочитай сколько-нибудь других псалмов, проговори, сколько можешь, большее число раз: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя! Он охотно слушался своей совести, и что она внушала ему, делал без размышления все так, как бы то повелевал ему Сам Бог; и ни разу не ложился он спать так, чтобы совесть обличала его, говоря: для чего не сделал ты того и того? Так всегда слушался он совести своей, и никогда не оставлял без исполнения того, что сделать она внушала ему. А она каждый день все больше и больше прилагала к обычному правилу, и в немногие дни вечернее его молитвословие возросло в великое последование. Днем он находился в палатах одного патрикия, и на нем лежало попечение о всем потребном для людей, живших там. Вечером же каждый день он уходил оттуда, и никто не знал, что делал он у себя. Он же и слезы проливал из очей своих обильные, и коленопреклонений делал великое множество, падая лицом на землю; когда стоял на молитве, ноги держал тесно одну к другой, и стоял неподвижно; и к Пресвятой Богородице читал молитвы с болезнью сердечной, воздыханиями и слезами; ко Христу же Господу обращаясь, падал к Пречистым ногам. Его, как бы Он телесно присущ был ему, и умолял Его умилосердиться над ним, как некогда над слепым, и даровать прозрение душевным, очам его. Поелику каждый вечер увеличивалась молитва его, то он наконец простаивал, молясъ, до самой полночи; и, однако же, во все время молитвы, ни разленения себе не дозволял, ни нерадения себе не допускал, ни членов тела своего не распускал, ни очей не обращал по сторонами или вверх, чтоб взглянуть на что, но так стоял неподвижно, как столп какой или бестелесный.
Однажды, как он стоял таким образом на молитве и говорил умом, паче, нежели устами: Боже, милостив буди мне грешному, - внезапно низошло на него свыше Божественное осияние пресветлое и исполнило все то место. Тогда забыл уже юноша сей, что находится в комнате и под кровлею, потому что во все стороны виделся ему один свет, не знал даже, попирает ли он землю ногами своими; ни о чем мирском, не имел он попечения, и не приходило тогда на мыслъ ему ничто из того, что обыкновенно бывает на уме у тех, кои носят плоть человеческую; но был весь срастворен с невещественным оным светом, и ему казалось, что и сам он стал светом; забыл он тогда весь мир и исполнился слез и радости неизреченной. Потом ум его востек на небеса, и он увидел там другой свет, более светлый, чем тот, который был окрест его. И показалось ему, к изумлению его, что вскрой света того стоит помянутый выше святый оный и равноангельный старец, который дал ему небольшую ту заповедь о молитве и книжицу Святого Марка Подвижника. Услышав это от юноши, я подумал, что ему много содействовала молитва старца, и что Бог устроил такое видение, чтоб показать юноше, на какой высоте добродетели стоял старец оный. Когда прошло видение то, и юноша пришел в себя, то нашел себя (как говорил после) всего исполненным радости и изумления, и плакал от всего сердца, которое со слезами было исполняемо и сладостью великою. Наконец, лег он в постель; но тотчас запел петух и показал, что была уже полночь. Немного спустя заблаговестили в церкви и к утрени; и юноша встал, чтоб прочитать, по обычаю своему, исследование утрени. Так он совсем не спал в ту ночь; сон и на ум ему не приходил.
Случилось это как ведает Господь, Который и соделал сие, ими же весть судьбами. Юноша же тот ничего особенного не делал, кроме того, что с крепкою верою и несомненною надеждою всегда верно исполнял слышанное им от старца правило и вычитанное в книжице наставление. И никто не говори, что он делал это для испытания. Это и на ум ему не приходило. Кто испытывает, тот не имеет твердой веры; но юноша тот, отложив всякий страстный и самоугодливый помысл, так много заботился о верном исполнении того, что внушала ежу совесть, что никакого уже сочувствия не имел к вещам, мира сего, даже пищи и пития не вкушал всласть пли вдоволь.
Слышали, братия мои, что может сделать вера в Бога, свидетельствуемая добрыми делами? Поняли, что юность нисколько не вредит, ни старость не пользует, когда нет разума и страха Божия? Познали, что ни мир и житейские дела не мешают исполнять заповеди Божий, когда имеется ревность и внимание? Ни безмолвие и удаление от мира не пользует, когда властвуют леность и нерадение? Все мы, слыша о Давиде и удивляясь ему, говорим: один был Давид, и другого такого не было; но вот, смотрите, в юноше этом проявилось нечто большее, чем в Давиде. Давид приял свидетельство от Бога, помазан в царя и пророка, получил Духа Святого и многие имел о Боге удостоверения. Почему, когда согрешил, и потерял благодать Святого Духа и дар пророческий, и отчужден был от обычного собеседования с Богом, - что дивного, если, вспомнив о благодати, от коей ниспал, опять взыскал он от Бога потерянные блага? Но этот юноша ничего такого не имел, а был связан мирскими делами, заботился только о временном, а о чем-либо высшем земли и подумать не имел времени, - и, однако ж, - дивны судьбы Господни! - лишь только услышал малое нечто от оного святого старца и вычитал те три главы у Левы Марка, тотчас несомненно поверил слышанному и написанному и с непоколебимою надеждою ввел то в дело, - и с небольшими тем деланием, которое совершил вследствие того, сподобился возвысить ум свой до небес, подвиг на милость Матерь Господа, Ее молитвами умилостивил Бога и привлек на себя благодать Святого Духа, которая с такою силою осенила его, что он сподобился увидеть свет, который видеть многие желают, но немногие сподобляются. Этот юноша ни постов долгих не держал, ни на земле не спал, ни власяницы не носил, ни из мира не выходил телесно, а только духовно - душевным настроением, - и с небольшим бдением, которое совершил, явился высшим дивного оного Лота, бывшего в Содоме, или, лучше сказать, явился ангелом в теле человеческом., - человеком по видимости и ангелом по умному строю. За что и сподобился увидеть сладчайший оный свет мысленного Солнца правды, Господа нашего Иисуса Христа, каковой свет удостоверил его, что он имел восприятъ и будущий свет. И праведно: ибо любовь и сердечное его к Богу прилепление сделали его иступленным, отторгли дух его и от мира сего, и от собственного естества, и от всех вещей и сделали его всего светом от Святого Духа, при всем том, что он и жил среди города, и правил целым домом, и пекся о рабах и свободных, и делал все, что потребно для настоящей жизни.
Довольно этого в похвалу юноше, и для того, чтобы подвигнуть и вас придти в такую же любовь, подражая ему; или желаете, чтоб я сказал вам и другое что большее, чего, может быть и слух ваш приять не сможет? Впрочем, что может быть больше и совершеннее страха Божия? Конечно, ничего. Святой Григорий Богослов сказал: "Начало премудрости - страх Господень. Ибо где страх, там заповедей соблюдение, там. очищение плоти - этого облака, облегающего душу и не дающего ей чисто видеть Божественный свет; где очищение, там осияние, а осияние есть исполнение желания Божественного". Говоря так, он показал, что освящение Духом есть нескончаемый конец всякой добродетели, и кто достигнет такого освящения Духом, тот покончил со всем чувственным и начал пребывать сознанием в одном духовном. Это, братия мои, суть дивности Божий. И Бог для того изводит в явь сокровенных рабов Своих, чтоб подражали им добротолюбивые и благие, а злонравные остались безответными. Ибо и те, которые вращаются в многолюдстве и проводят жизнь в треволнениях мира, если ведут себя как должно, обретают спасение и сподобляются от Бога великих благ ради веры, которую показывают к Нему, чтоб в день суда ничего не имели сказать в оправдание свое те, которые не обретают спасения по причине лености своей и нерадения. Так истинен Тот, Кто обетовал даров спасение ради веры в Него! Итак, братия мои возлюбленные, попечальтесь о себе самих и о мне, любящем вас и многократно проливающем, слезы о вас. Ибо благоугодный и милостивый Бог повелел и нам быть благоугодными и милостивыми и печалиться как о себе самих, так и друг о друге. Веруйте от всей души в Господа, ненавидьте мир сей, как подобает, и не пекитесь о временных и неверных благах его, но приступите к Богу и прилепитесь к Нему. Ибо пройдет еще немного времени, и настанет конец жира сего и настоящей жизни; и горе тем, которые ниспадут от Царствия Божия. Меня душат слезы, и я плачу и скорблю от всего сердца, когда помышляю, что, имея такого великодаровитого и человеколюбивого Владыку, Который за одну, искренне являемую к Нему, веру дарует нам. столь великие и дивные блага, и ум, и слух, и чаяние превосходящие, - мы, не подумавши, подобно бессловесным животным, предпочитаем всему тому землю и земное, которое, по благоутробию Божию, даровано нам на потребу тела нашего, чтоб, между тем как оно было бы тем питаемо умеренно, душа беспрепятственно совершала течение свое к премирному, будучи и сами питаема умною пищею, исходящею от благодати Святого Духа, по мере очищения ее и обновления. Ибо для того мы, люди, созданы от Бога разумными, чтоб прославляли Его, благодарили и любили за невеликие блага, дарованные Им для настоящей жизни, и таким образом сподоблялись получить в будущей жизни блага великие и вечные. Но горе нам, что, не имея совершенно никакого попечения о будущем, мы пребываем неблагодарными Богу и за настоящее, уподобляясь демонам, или, лучше сказать, являясь хуже их. За это справедливо большему, чем они, должны мы подлежать мучению. Ибо мы больше облагодетельствованы, чем они: соделалисъ христианами, получили столько духовнъгх даров, веруем в Бога, Который соделался ради нас человеком и претерпел такие страдания и крестную смерть, чтоб избавить нас от заблуждения прелести и греха. Но что скажу на все это? Увы нам! На словах только мы веруем в Бога, а делами отвергаемся Его. Не во всяком ли месте именуется Христос - в городах, селах, киновиях и горах? Не всюду ли находятся христиане? Но разыщи, если это тебе кажется благословным, и расследуй до точности, исполняют ли они заповеди Христовы, и поистине среди стольких тысяч и мириад с нуждою найдешь одного, который и делом и словом есть христианин. Не сказал ли Христос и Бог наш: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит? (Ин.14:12). Но кто из нас дерзнет сказать: я творю дела Христа и верую право во Христа? Не видите ли посему, братия мои, как в день суда мы имеем оказаться неверными и быть преданы горшим мукам, чем те, кои совсем не знали Христа, т.е. неверные? Одно из двух необходимо, или нам быть наказанными больше неверных, или Христу оказаться неверным слову Своему, что невозможно.
Написал я это не для того, чтоб помешать кому удалиться от мира, и не потому, чтоб предпочитали безмолвию жизнь среди мира, но чтоб удостоверить всех, которые будут читать настоящее сказание, что желающий творить добро, получает от Бога силы творить оное во всяком месте, и среди мира, и в безмолвии. Напротив, предмет сего сказания таков, что еще более должен подвигать к отшельничеству. Ибо если тот, кто вращался среди мира и не думал никогда ни об отречении от мира, ни о нестяжателъности, ни о послушании, такую милость получил от Бога за то одно, что от всей души поверил и призвал Бога; то какие блага получить подобает надеяться тем, которые, оставляя весь мир и всех людей, предают и самую жизнь свою на смерть за заповедь Божию, как Он повелел? Впрочем., кто начнет творить добрые дела с верою несомненною и с усердием великим и чувствовать пользу, от сего бывающую, тот сам собою познает, что забота мирская, пребывание и вращение среди мира служат великим, препятствием для тех, которые желают жить по Богу. Бывшее с юношей тем, как мы сказали, есть нечто дивное и необычайное; и мы не слышали, чтоб подобный добрый случай был с другим кем. Но если и был с немногими какими, или будет после, да ведают они, что если не удалятся от мира, то скоро очень потеряют полученное благо.
О том юноше после я узнал от него же самого еще и следующее. Я встретил его, когда уже он стал монахом и провел в монашеской жизни года три или четыре. Было ему тогда тридцать два года. Я знал его очень хорошо: мы от юности были друзьями и воспитывались вместе. Так он и рассказал мне еще следующее: "После оного дивного видения и изменения, бывшего во мне, немного прошло дней, как со мною случились многие искушения мирские, по причине которых, во время совершения мною тех сокровенных по Богу деланий, я увидел в себе, что, мало-помалу, лишаюсь блага оного, и сильное возымел желание удалиться от мира и в уединении искать Христа, мне явившегося. - Ибо верую, братие, что для того Он и благоволил явиться мне, чтоб взять к Себе и меня недостойного, отделив от всего мира. Но как я не мог исполнить этого тогда же, то, мало-помалу, забыл все, что пересказывал тебе прежде, и впал в совершенное омрачение и нечувствие, так что не помнил уже ничего из того, что сказывал тебе, ни малого, ни большого, до самомалейшего движения мысли, или чувства. Затем, впал я в еще большее зло, чем прежде, и пришел в такое состояние, как бы никогда не слыхал слов Христовых и не понимал их; но и на Святого оного, который так милостив был ко мне и дал мне малую заповедь и книжицу Святого Марка, смотрел я как на одного из случайные людей, нисколько не помышляя о том, что видел относительно его. Это я сказываю тебе подробно, - говорил он далее, - для того, чтоб ты знал, в какую глубину пагубы ниспал я окаянный, по нерадению своему, и подивился неизреченной благости Божией, явленной на мне потом. Не имею тебе сказать, как без моего ведома остались в бедном сердце моем любовь и вера к оному святому старцу; но думаю, что ради них после столького времени человеколюбивый Бог, по молитвам его, умилосердился надо мною, и опять чрез него же исхитил меня из прелести и исторг из глубины зол. Я недостойный не совсем отдалялся от этого старца, но когда бывал в городе, часто заходил к нему в келью и исповедовал ему бывающее со мною, хотя не исполнял заповедей его, бессовестный. Теперь же, как видишь, милосердный Бог презрел множество грехов моих и устроил сделаться монахом от того самого старца, и сподобил всегда пребывать с ним вместе мне, поистине недостойному. После чего, с великим трудом и с обильными слезами, при решительном отчуждении и отдалении от мира, совершенном послушании и отсечении своей воли, многих других делах и приемах строгого самоумерщвления и неудержимом стремлении ко всему доброму, удостоился я опять увидеть, хотя некоторым образом примрачно, малый сладчайший оного и Божественного света. Но такого видения, как то, которое видел тогда, даже доселе не сподоблялся еще я увидеть опять".
Через несколько лет после знакомства со старцем Симеон оставил мир и поступил послушником в Студийский монастырь. Позднее он опишет свой исход в ярких красках, рассказывая о том, как старец, подобно Моисею, вывел его из египетского плена:
Симеон младший немедленно последовал за наставником:
Вступив в братию Студийской обители Симеон ревностно предался аскетическим подвигам. Однако, ему не суждено было долго пробыть в Студийском монастыре: игумена и братию смущала его, на их взгляд, чрезмерная привязанность к старцу Симеону Благоговейному. Отношение Симеона-младшего к Симеону-старшему было основано на полном послушании: он прислуживал своему учителю и не смел ни шага сделать без его указания. Такое полное подчинение послушника старцу необходимо по той причине, что человек немощен и не может целиком и сразу предаться Богу, следовать за Христом, - он должен сначала научиться постепенно отсекать свою волю самоотверженным исполнением воли людской ради Бога, должен воспитать любовь и веру путем сожития с человеком, верующим и любящим Бога.
Наша воля, - по словам Аввы Пимена (Достопамятные сказания, Авва Дорофей, поучение 5), - есть медная стена между человеком и Богом. Она есть как бы камень, противостоящий, сопротивляющийся и противодействующий воле Божией, И когда только человек оставит свою волю, он может сказать: о Бозе моем прейду стену, Бог мой, непорочен путь Его (Пс.17:30,31). Разрушить эту медную стену, оставить свою волю при помощи старца и хочет ученик. Ибо многими опытами доказано, что монахи никогда не могут потушить в себе пламень гнева, печали, нечистоты, не могут приобрести истинного смирения..., если не научатся прежде подчинять свою волю воле наставника (Св. Иоанн Кассиан).
Служение Христу, рабство Ему освобождает от бремени грехов и страстей. Также и подчинение ради Его - есть подчинение лучшим требованиям своего собственного духа, а не отрицание свободной воли человека. Ведь нравственная христианская свобода заключается не в своеволии, а в самоограничении, как и политическая - не в анархии, а в управлении.
В своих трудах Симеон приводит любопытные сведения об аскетических взглядах Старца и его методах духовного руководства. Однажды, по возвращении в келию после утомительного дня, юный Симеон отказывался от пищи, опасаясь, что не сможет стать на молитву. Но старец велел ему есть без всякого смущения; Итак..., мы наелись и напились даже сверх необходимого; ел и он, снисходя к моей немощи. Затем, когда стол был убран, он говорит мне: Знай, чадо, что ни посту, ни бдению, ни телесному труду, ни какому-либо другому из правых действий не радуется Бог, но является только смиренной, нелюбопытной и доброй душе и сердцу.
Ученик удивился услышанному и, поклонившись до земли, испросил благословения и молиггв старца. Отпуская его, старец заповедал ему прочитать на ночь лишь Трисвятое и лечь. После чего, когда Симеон вернулся к себе и стал читать Трисвятое, произошло мистическое озарение, он увидел Божественный свет и в нем - своего старца. О том, что только простым, смиренным и послушливым людям Господь являет Себя, часто указывал Прп. Силуан Афонский.
Редко кто знает тайну послушания. Послушливый велик перед Богом. Он - подражатель Христу, Который дал нам в Себе образ послушания. Послушливую душу любит Господь и дает ей Свой мир, и тогда все хорошо, и ко всем ома чувствует любовь. Послушание нужно не только монахам, но и всякому человеку. Все ищут покоя и радости, но мало кто знает, что они достигаются послушанием. Без послушания даже от подвигов рождается тщеславие. Идущий путем послушания скоро и легко получает дар великой милости Божией, а своевольные и своедумные, как бы ни были они учены и остроумны, могут убивать себя суровыми подвигами, аскетическими и научно-богословскими, и, однако, лишь едва-едва будут питаться крохами, падающими от Престола Милосердия, и будут житъ, воображая себя обладателями богатств, не будучи таковыми в действительности.
Легкость, с какой Старец порой позволял ученику ослабить подвижническое правило, не означает, конечно же, что он сам не был подвижником и молитвенником; это лишь указывает на то, что он не ставил "телесный труд" на первое место, а подчеркивал необходимость смирения и чистоты сердца на пути к достижению мистического опыта.
Симеон говорит о глубокой мистической жизни самого Старца и свидетельствует, что у него бывали видения Божественного света. В 1б-м Огласительном Слове Симеон упоминает, что часто слышал от духовного отца "о бывающих с подвижниками Божественных озарениях с неба, о множестве света и собеседованиях Бога с людьми через него". В 5-м Нравственном Слове Симеон пересказывает свою беседу со Старцем после первого видения света. Это диалог между человеком, который только что впервые пережил мистический опыт, и тем, кто давно обладает подобным опытом:
И если существует тот, кто ранее объяснял ему такие вещи как прежде познавший Бога, он идет к нему и говорит: "Я видел!". А тот говорит: "Что ты видел, чадо?" - "Свет, о отче, сладкий-сладкий, но чтобы сказать тебе, каков он, разум мой бессилен... Явился мне, отче, этот свет. Здание келий моей исчезло, и мир миновал, убежав, как думаю, от лица Его, я же остался один, сопребывая со светом. Не знаю, было ли тело сие тогда там... Радость же была у меня невыразимая, которая и ныне со мною - любовь и великое желание, так что потоки слез полились у меня...". Итак, отвечая, [старец] говорит ему: "Это Он, чадо!".
Очевидно, что глубина мистического опыта, которым обладал Старец, и привлекла к нему Симеока; можно предположить, что многие другие духовные чада были привлечены к Старцу именно этим, так же, как и даром исцеления, которым он обладал.
Игумен неоднократно высказывал пожелание, чтобы юный послушник отказался от руководства своего старца, но Симеон не соглашался на это, результатом чего стало его изгнание из монастыря.
Покинув Студийскую обитель, Симеон поступил в монастырь святого мученика Маманта в Константинополе, где был пострижен в монашество. Вот как Никита Стифат описывает жизнь Симеона в обители святого Маманта: Он посвящает себя совершеннейшим деланиям добродетели и, все прочее оставив, предается только молитве, безмолвию и изучению Божественных Писаний, и совершенным образом соединяется с Богом в созерцании света... Пищей же его ежедневной был животворящий Хлеб, которым он совершенно очищался, честная Кровь Христова, овощи и семена. Сохраняя ими жизнь тела своего, ничего другого во все дни недели, кроме воскресенья, он не принимал. В праздничные дни он участвовал в общей трапезе братии, опустив лицо и [пребывая] в непрестанном сокрушении, после чего, поблагодарив, восставал со всеми, убегал в келию, запирал дверь свою и вставал на молитву. Затем, немного почитав, он принимал немного отдыха, преклонившись к земле, ибо не имел ни постели, ни одеяла, ни чего-либо иного потребного для тела... После чтения он занимался рукоделием, переписывая текст Божественных Писаний: он был великолепным писцом, и всякий, кто видел его письмена, исполнялся радости. Когда ударяли в било, он незамедлительно вставал на Божественное псалмопение, и, когда совершалось Божественное Приношение, он предстоял на молитве и со слезами беседовал с Богом, пока священник не возносил хлеб. После сего, исполнившись Божественного огня, он принимал Пречистые Тайны и тотчас молча удалялся в келию свою."
В первые годы после пострижения Симеон неоднократно видел Божественный свет: он упоминает одно такое видение в том же слове, в котором речь идет о юноше Георгие, но замечает, что второе видение было слабее первого: это был всего лишь "малый луч того сладчайшего и Божественного света.
После двух лет жизни в монастыре святого Маманта Симеону было поручено наставлять братию в храме. В 980 (988) году, когда скончался игумен монастыря, монахи избрали на его место Симеона. В возрасте около тридцати одного года он был рукоположен в священный сан и возведен в достоинство игумена патриархом Константинопольским Николаем II Хрисовергом. Во время рукоположения, когда епископ читал над ним молитву посвящения, Симеон увидел Духа Святого, Который, сойдя как простой и беспредельный свет, безвидно покрыл всесвященную его голову; совершая Литургию, он видел [этот свет] сходящим на предложенную им жертву Богу в течение всех сорока восьми лет своего священства, как он рассказывал кому-то сам, словно бы о ком-то другом, скрывая себя.
Когда Симеон Новый Богослов стал игуменом, монастырь святого Маманта был в упадке, и Симеон взялся за дело его восстановления. Он успешно справился с задуманными реставрационными работами и занялся экономическими потребностями монастыря. Был восстановлен монастырский храм, покрыт пол мрамором и приобретена новая церковная утварь; организована библиотека и ризница.
Однако главной задачей Симеона было поднятие духовного уровня братии, которая на протяжении многих лет оставалась без духовного руководства. Он обращался к монахам с горячими увещаниями, призывая их бороться со страстями и исполнять заповеди Христовы. Из его сочинений этого периода, например, 1-го Огласительного Слова, произнесенного вскоре после того, как он стал игуменом, ясно, что он рассматривал монастырь как единую семью, духовным отцом которой он был поставлен по воле Божией.
Далеко не все слушатели Симеона были способны принять его учение и последовать ему: многим его духовный идеал казался слишком высоким. Некоторым монахам, привлеченным его ревностью, позднее недостало усердия, и они покинули монастырь. С другой стороны, среди тех, кто оставался в монастыре, постепенно нарастало сопротивление; между игуменом и братией усиливались трения. Симеону ставили в вину то, что он слишком часто говорит о собственном опыте: это могло показаться нарушением монашеской этики, согласно которой монах не должен говорить о себе. Требовательная настойчивость, с которой Симеон призывал стремиться к достижению духовных даров, раздражала тех, кто был лишен их. Наконец, некоторые мнения Симеона не могли остаться незамеченными - о бесполезности Крещения для тех, кто остается нечувствительным к полученной им благодати Святого Духа, о недейственности Причащения для тех, кто не видит Христа душевными очами, о невозможности спасения для тех, кто сознает за собой хотя бы малейшую страсть и т.д. Подобные мысли, высказанные в остро полемическом тоне, могли послужить поводом для обвинения Симеона в неправославии.
Атмосфера в монастыре постепенно накалялась. В патриаршество Сисинния I (995-998) некоторые монахи открыто выступили против игумена: когда он проповедовал во время утрени, они с громкими криками бросились к нему, готовые изгнать его из монастыря, но Симеон, по утверждению Никиты, стоял на месте, не поднимая рук и глядя на своих ненавистников с улыбкой и "светлым лицом". Вне себя от злобы, они выскочили из храма, сорвали запоры монастырских ворот и побежали через весь город к патриарху. Тот вызвал Симеона и, допросив, убедился в его невиновности. Он хотел изгнать непокорных, но Симеон умолял его вернуть их в обитель. После этого он оставался игуменом до тех пор, пока в 1005 (1013) не передал полномочия своему ученику Арсению.
Симеон, вероятно, предполагал, что, уйдя в затвор, проведет остаток дней в безмолвии, но его ждали новые испытания. Бывший митрополит Никомидийский Стефан открыто возвысил против него голос и обвинил в том, что он чрезмерно почитает своего духовного отца, к тому времени давно уже почившего. Ежегодно в день памяти своего старца Симеон устраивал в обители торжественное богослужение, на котором присутствовало множество почитателей старца. Была также написана икона Симеона Благоговейного и составлена служба ему. Стефан упрекал Симеона за то, что последний прославлял своего духовного отца прежде, чем тот был официально канонизирован. Никита Стифат описывает этот конфликт как столкновение законнического формализма с подлинной духовностью: для Симеона святость его духовного отца была вне сомнений, и он не нуждался в официальном ее подтверждении.
Изгнанный из Константинополя, Симеон поселился при храме святой Марины близ Хрисополя, где основал небольшой монастырь. Вскоре его друзья в столице добились от патриарха Сергия II и от Синода полного его оправдания, и ему было предложено вернуться в прежнюю обитель или даже занять епископскую кафедру. Однако Симеон отверг эти предложения и провел оставшиеся годы жизни в монастыре святой Марины в окружении своих учеников.
Несмотря на бурные события и связанные с ними душевные потрясения, внутренняя мистическая жизнь Симеона, как кажется, никогда не ослабевала. По словам Никиты, он получил многие духовные дары, в том числе прозорливость, пророчество и чудотворение. Биограф сообщает, что однажды Симеон исцелил от тяжелого недуга некую игуменью, явившись ей в видении вместе со своим старцем Симеоном Благоговейным. В другой раз он исцелил юношу-, который не мог принимать пищу: он благословил кусок хлеба и дал его юноше, после чего тот сразу выздоровел. Он также вернул здоровье парализованному мальчику, пролежавшему в болезни четыре года, помазав его маслом от лампады при иконе святой Марины. Симеон также исцелил одного из своих друзей, у которого случился инсульт, и лицо больного было так перекошено, что он не мог открыть рот. Рассказывая об этих случаях, биограф Симеона всякий раз подчеркивает, что Симеон проявлял к больным великое сострадание и при виде человека, пораженного болезнью, проливал слезы.
Незадолго до кончины Симеон заболел сам. Его тело истощилось до крайности, он не мог двигаться и проводил целые дни лежа на кровати. Он уже не мог совершать каждый день Литургию, как делал всю жизнь, но по-прежнему ежедневно причащался. Время его кончины было ему открыто заранее. Он также предсказал ученикам, что, спустя тридцать лет после его смерти, его останки будут торжественно перенесены в Константинополь; так оно и случилось впоследствии. Симеон скончался 12 марта 1022 (1037-38) года, окруженный учениками, которые со слезами на глазах и с возжженными свечами пели ему отходную.
"Симеон Новый Богослов, вероятно, уникален в том отношении, что три главные внешние события его жизни - принятие им монашества в Студийской обители, его перевод в другой монастырь и, наконец, его изгнание из Константинополя - были вызваны его исключительной преданностью своему духовному руководителю, Симеону Благоговейному" (Х.Граф*). [*Graef, Director, 608.]
Симеон унаследовал от своего наставника - а через него от студийской традиции - понимание духовного отцовства как такого отношения между наставником и учеником, которое основано на абсолютном доверии с обеих сторон и абсолютном послушании со стороны ученика. Симеон Благоговейный возражает против того, чтобы ходить по многим наставникам и искать "столпников, отшельников и чудотворцев", и предлагает исповедоваться одному только духовному отцу. Как бы повторяя его, Симеон говорит: Не ходи туда и сюда, ища знаменитых монахов, и не любопытствуй о жизни их; но если духовного отца, по благодати Божией, ты нашел, ему одному говори все о себе.
Такого же мнения придерживаются и другие Св. Отцы: Не всех вопрошать надо, но одного того, которому и других управление вверено... Ибо не всем принадлежит руководить и других... Мирствующие с тобою да будут мнози: советницы же твои един от тысящ (Сир.6:6 - Св. Григорий Синаит; Добротолюбие т.5, гл.7). Один постоянный духовный руководитель лучше может и знать вопрошающего, и лучше помогать. Русская народная пословица: у семи нянек дитя без глаза - имеет за себя основания.
Симеон Благоговейный отождествляет слова духовного отца со словами Божиими, когда говорит, что ученику следует считать все сказанное духовным отцом как исходящее "из уст Божиих". Симеон так же неоднократно повторяет, что ученик должен воспринимать все слова и указания учителя как "исходящие из уст Божиих", и что ученик должен исповедать духовному отцу все помыслы, "словно Самому Богу".
Приложи исповедание помыслов своих духовному отцу своему, если можно каждый час: если же это невозможно, не пропускай, по крайней мере, ни одного дня без исповедания их. Тотчас после утрени испытай себя добре и открой отцу своему духовному, что с тобой случилось (Слово 41).
Волю духовного отца Симеон отождествляет с волей Божией: Господи..,, пошли мне человека, знающего Тебя, чтобы, послужив ему, как Тебе, и всей силой моей подчинившись ему, и Твою волю в его воле исполнив, я угодил Тебе, единому Богу....
Как имеешь ты долг слушаться Бога, так надлежит тебе слушаться и его (старца), чтоб научиться достодолжному; и, смотри, что он ни скажет тебе, исполняй то без колебания, хотя бы то, что он прикажет тебе, казалось не совсем уместным и полезным,. Лучше быть и именоваться учеником ученика, нежели проводить жизнь своеобразно и собирать бесполезные плоды своей воли (Слово 72).
Если вера к старцу поколеблена, поколеблен, значит, и тщетен весь труд послушника, теряет смысл старческое окормление. И подобно тому, как Св. Апостол Петр твердою стопою шел по безднам моря до тех пор, пока смотрел с верою на одного Спасителя Христа, но начал утопать, лишь только подумал о бурном ветре и воздымающихся волнах и стал ослабевать в своей вере в Богочеловека (Мф.14:29-31)" и послушник - ученик - стоит на твердом пути спасения, если с верою взирает на своего учителя, но в гибельных волнах своих сомнений и неверия он все теряет и погибает. Ввиду такого великого существенного значения веры к наставнику в деле духовного преуспеяния ученика и сам послушник более всего должен заботиться о том, чтобы воспитать в себе светлую твердую веру к наставнику, не омрачать ее никаким облаком сомнения. Святые отцы учат для сохранения полной веры не судить и не испытывать своего наставника и не замечать его недостатков.
Симеон Новый Богослов пишет: Если увидишь, что он ест с блудницами, мытарями и грешниками, не помысли ничего страстного и человеческого, но все бесстрастное и святое, и, видя его снисходящим до человеческих страстей, помышляй в уме своем: для всех я сделался всем, чтобы приобрести некоторых (1Кор.9:22). Но даже и глазами своими видя, отнюдь не доверяй им, ибо и они заблуждаются, как я узнал на деле. Имей к отцу духовному твердую веру, нисколько не умаляя ее, хотя бы весь мир осуждал его и поносил; хотя и тебе самому будет что-либо в нем казаться укорным, не поддавайся соблазну, слыша, что говорит Христос Господь: "Не судите, и не судят вам" (Лк.6:37) (Слово 41).
Принимая советы и повеления наставника за Божий советы и повеления, ученик только и должен слушать своего наставника: всякое другое руководство, каково и чье бы оно ни было, должен отверпггть - дело его спасения в руках старца.
На то, какое значение имеет вера ученика по отношению к наставнику, указывает и следующее старческое исповедание русских оптинских старцев, Макария и Амвросия: Если с верою будешь искать и принимать слова мои, то и чрез грешника получишь пользу; а если без веры, с сомнением и испытанием, разбором слов и действий, то хотя бы и праведен был, пользы быть не может: это знаешь от отеческих писаний и на деле испытал.
Если человек с верою вопрошает наставника, то через последнего открывается воля Божия. Духовник является проводником Божиеи благодати, но это происходит, когда ученик принимает первое слово духовного отца, не колеблется в вере, потому что Дух Святой не терпит насилия и споров.
Напряженно внимающий своему учителю и руководителю, как Богу, противоречить ему не может; кто думает и говорит, что имеет то и другое (т.е. что может и внимать старцу, и противоречить ему без вреда для себя), тот да ведает, что находится в заблуждении: ибо не знает, какое расположение к Богу имеют люди Божий. Кто верует, что в руке пастыря его находится его жизнь и смерть, тот никогда не воспротиворечит; неведение же сего рождает прекословие, причиняющее духовную и вечную смерть (Гл.38,39).
Послушание есть прямое выражение самоотверженной любви к Богу. Отрекаясь себя пред старцем, послушник отрекается и пред Богом, избегая старческого суда, он избежит и Божьего суда; отдаваясь душою и телом наставнику, он вручает себя Богу. Послушническое предание себя старцу есть предание себя Богу и вместе с тем принятие в себя Бога, Богоуподобление, Боговмещение.
Те, которые во дворе благочестия со страхом, и трепетом положили доброе основание веры и надежды и ноги свои незыблемо утвердили на камне послушания духовным отцам, слушая заповедуемое им, как из уст Божиих, и на сем основании послушания без колебания в смирении души устрояя исполнение того - скоро преуспевают. И исправляется в них великое и первое дело, состоящее в том, чтоб подвергнуться себя самих. Ибо исполнение чужой, а не своей воли не только самоотвержение душевное ускоряет, но и умертвение всему миру производит (Гл.44).
Брате, в самом начале отречения своего от мира потщися насадить в себе благие добродетели, чтоб и братству ты был полезен, и самого тебя Господь возвеличил напоследок. Не стяжавай себе особого дерзновения пред игуменом и не ищи себе особой от него чести. Не стяжавай дружбы с наибольшими в обители, и не учащай в келии их, зная, что чрез это не только страсть тщеславия начнет пускать в тебе свои корни, но и самому настоятелю сделаешься ненавистен; а почему это, - разумеваяй да разумеет. Сиди в мире в келии своей, какова бы она ни была; но и хотящего посетить тебя и побеседовать с тобою не отвращайся, ради сохранения своего благоговейнства, потому что, с совета отеческого беседуя с ним, не потерпишь вреда, хотя бы он был и из противных, т.е., не согласен с тобою ни в правилах, ни в мыслях. Если и не видишь, чтоб это было полезно для тебя, делай так, побуждаясь возможности доставить пользу другому.
Должно всегда иметь страх Божий и каждодневно обследовать и обсуждать, что доброго и что худого сделано то тобою; - и доброе предавать забвению, чтоб не впасть в страсть тщеславия, а о противном тому проливать слезы с исповедью и напряженною молитвою. Суд сей над собою совершай так: когда кончится день и настанет вечер, начинай разглагольствовать с собою и вопрошать себя: как, с помощью Божией, провел я день сей? Не осудил ли кого? Не досадил ли кому словом? Не соблазнил ли кого? Не посмотрел ли страстно на чье-либо лицо? Не преслушал ли в чем настоятеля по послушанию своему и понерадел о нем? Не прогневался ли на кого? Стоя в собрании (церковном), не занимал ли уха своего чем бесполезным, или отяготясь от лености богослужением, не уходил ли из церкви и с правила? Хотя бы ты нашел себя во всем этом неповинным, - что, однако ж, невозможно, потому что никто не бывает чист от скверны, аще и един день будет жития его (Иов.14: 4), и никто же похвалится чисто имети сердце (Притч.20:9); и тогда, помянув то, возопий к Богу со многими слезами: Господи, прости мне, елика согреших словом и делом, в ведении и неведении, ибо мы во многом погрешаем, и не зная того.
Каждодневно должно исповедовать всякий помысл духовному отцу своему, и что он будет говорить тебе, принимать то как из уст Божиих с полным убеждением (в истине того непреложной); другому же никому не передавать, что-де спросил я отца моего о том-то и том-то, и он ответил мне то и то; и тем паче не переспрашивать, хороню ли он сказал мне это, и что мне делать во уврачевание себя? Потому что это суть слова неверные отцу своему и пагубные для души. Это наиболее случается обычно с новоначальными.
Всех, сущих в киновии, должно видеть святыми и только себя одного почитать грешным и последним, прилагая к сему, что из всех спасаемых ты один осужден будешь на вечные муки в день он. Когда стоишь на службе, все об этом думай и не переставай тепло плакать в сокрушении сердечном, не обращая внимания на соблазняющихся, или насмехающихся. Только когда увидишь, что начинаешь от этого ускользать в тщеславие, тогда выходи из церкви, а делай это втайне, поскорее возвращаясь потом на свое место. Это для новоначальных очень полезно; особенно во время шестопсалмия, чтения Псалтири и поучений и во время Божественной Литургии. Но, смотри, никого не осуждай, а вот что положи в уме своем: те, которые видят меня так плачущим, почитая меня многогрешным, усердно молятся о мне. И конечно, так непрестанно помышляя и всегда поступая, великую получишь ты пользу, - и Божию привлечешь благодать, и Божественного блаженства причастником сделаешься.
Не ходи ни к кому в келию, кроме игумена, и это как можно реже. Но если желаешь спросить его о каком-либо помысле, делай это в церкви; от службы же церковной прямо уходи к себе в келию и потом на дело послушания своего; а после повечерия, положив поклон игумену и испросив молитв, опять, поникши головой, с молчанием беги в келию. Лучше одно Трисвятое прочитать со вниманием и лечь спать, нежели без сна провести четыре часа в бесполезных разговорах. Впрочем, где сокрушение и плач духовный, там и Божественное осияние; а когда оно найдет, тогда отгоняются и леность, и немощь.
Особой любви ни с каким лицом не заводи, особенно из новоначальных, хотя и покажется тебе жизнь его очень хорошею и нимало неподозрительною. Потому что из духовной такая любовь очень часто прелагается в страстную и бывает причиною многих бесполезных скорбей. И это случается наиболее с теми, кои ревностнее подвизаются. Впрочем смирение и частая молитва научит, как тут поступать; подробно же говорить о сем здесь не нахожу уместным. Разумеяй да разумеет.
В отношении к каждому брату в киновии надо держать себя чужим и сторонним, особенно из тех, кои были знакомы по мирской жизни, но всех любить, и любить ровно, - на благоговейных и подвижников смотреть как на святых, а о подобно мне нерадивых прилежно молиться. Впрочем, как и выше показали мы, почитая всех святыми, потщися плачем очиститься от страстей, чтоб, осветившись благодатью, на всех смотреть одинаково и сподобиться блаженства чистых сердцем.
Вот что почитай совершенным, имени своего достойным, удалением от мира, - всеконечное воли своей умерщвление, потом беспристрастие к родителям, родным и друзьям и совершенное от них отречение.
Далее еще - обнажение себя от всего имущества своего, чрез раздачу его бедным, по слову Господа, сказавшего: продай имение твое и раздай нищим (Мф.19:2l), и забвение действительное всех лиц, какие сердечно любил или плотскою, или духовною любовью.
Также исповедание всех сокровенностей сердца твоего и всего, что до сего самого часа наделано тобою, духовному отцу, или игумену, как Самому Богу, испытующему сердца и утробы, ведая, как Иоанн крестил крещением покаяния, и все шли к нему исповедывать грехи свои (Мк.1:4,5)- Ибо от этого бывает великая радость на душе, и облегчение совести, по пророческому слову: глаголи ты первее грехи твоя, да оправдишися (Ис.43:26).
Еще и то, чтоб положить в помысле такое убеждение, что после твоего поступления в обитель, умерли твои родители и друзья, и почитать отцом и матерью лишь Бога и настоятеля; затем ничего уже у них не просить ради телесной потребности. Если они по своему о тебе попечению пришлют тебе что, прими то и помолись о них за их о тебе заботу, но присланное отдай в гостиницу или в больницу, и сделай это со смирением, потому что это не есть дело совершенных, но последнейших.
Делай всякое доброе дело со смирением, помня слово Господа: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни, бехом сотворити, сотворихом (Лк.17:10).
Всячески блюдись, чтоб никогда не принимать Св. Причастия, имея что-либо на кого, даже в виде прилога помысла, пока не устроишь совершенного примирения с ним посредством покаяния. Впрочем, и этому научишься от молитвы.
Каждодневно будь готов ко всякой скорби, помышляя, что скорби суть избавление от многих долгов, и благодаря за них (когда встретятся) Святого Бога. Сим образом стяжавается непостыдное упование, по слову великого Апостола: скорбь терпение соделывает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим.5:3-5); так как, по неложному обетованию, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человек)- не взыдоша (1Кор.2:9), есть достояние тех, кои, с помощью благодати, показывают полное терпение в скорбях; без благодати же, ничто не может быть сделано, как следует.
Старайся никого не опечалить ни словом, ни делом; напротив даже тех, которые опечалены другими, утешай, сколько можешь. Однако ж никогда не думай, что ты победил козни диавола, и не тщеславься. Ибо все человеческое естество не может победить их; одна благодать Божия творить сие. - Итак, живущие братством в подчинении настоятелю должны поступать, как сказано. Что же касается до любителей безмолвия (живущих одиноко), тем я не могу ничего сказать. Впрочем, судя по тому, что я сказал, всякий пусть сам додумывается и до того, что свойственно безмолвникам. Безмолвие требует более строгой и внимательной жизни.
По изданию Свято-Елисаветинского женского монастыря (Минск, 2002 г.). Составитель мон. Евпраксия (Шиленкова).
|