Неизвестный афонский исихаст

Трезвенное созерцание
(главы из книги)

СЛОВО ТРЕТЬЕ
О том, как можно достичь высшего и совершеннейшего образа умной молитвы и как можно изгнать из себя демонов страха, которые сильно устрашают подвижника в ночное время, когда он пожелает помолиться или когда пожелает пойти один в полночь в какую-либо пещеру или в какую-либо пустынь, чтобы предстоять Богу в тишине.

СЛОВО СЕДЬМОЕ
О том, когда посещает Божия благодать того, кто умным образом из сердца молится Богу, и каковы духовные знамения этого посещения.

СЛОВО ВОСЬМОЕ
О том, что когда тот, кто молится умно из глубины себя и всегда воздерживается от приятной пищи, голоден, уста его иногда услаждаются молитвой, как будто во рту у него нечто сладкое или он ест сладчайший мед, как сказал и Пророк: Коль сладка гортани моему словеса Твоя: паче меда устом моим.

СЛОВО ПЯТНАДЦАТОЕ
О том, как посредством умной молитвы с умилением испытывать всякое видение и всякий помысл, которые, как кажется, от Бога: действительно ли они от Бога или от демонов.

СЛОВО ВОСЕМНАДЦАТОЕ
О том, какие духовные знамения бывают достойному и чистому иерею, благодаря которым он получает в душе истинное извещение о том, что он рукоположен законно (рукоположен же прежде всего благодатью Святого Духа) и что Святою Троицею принята его Божественная Литургия.

СЛОВО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
На слова: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих. Также о том, кто суть причастники Христовы, помазанные елеем радости, и по каким духовным знамениям может кто-либо понять умом то, что он помазывается елеем радости.

СЛОВО ТРЕТЬЕ

О том, как можно достичь высшего и совершеннейшего образа умной молитвы и как можно изгнать из себя демонов страха, которые сильно устрашают подвижника в ночное время, когда он пожелает помолиться или когда пожелает пойти один в полночь в какую-либо пещеру или в какую-либо пустынь, чтобы предстоять Богу в тишине.

Благослови, отче

Истинный делатель умной молитвы! Если ты желаешь достичь истинных и высоких степеней, послушай со вниманием то, что я скажу тебе. Иногда в ночное время ходи один в места непроходимые, в места дикие, в места страшные, в места мрачные, в такие места, которые, как ты чувствуешь, являются гнездилищем и обиталищем демонов. Но прежде чем ты пойдешь туда, приготовься к такой дороге и к такому поступку.

Совесть твоя да будет спокойной и мирной и да не осуждает тебя за какой-либо тайный проступок. Поисповедуйся, причастись Владычних Тела и Крови. Короче говоря, будь во всеоружии Святого Духа. И когда ты двинешься в этот путь и один пойдешь глубокой ночью, часто-часто запечатлевай себя знамением Честного и Всесильного Креста, помышляя, что идешь (как и есть на самом деле) на великую войну, на такую войну, что более не узришь солнечного света, но умрешь в эту ночь, сражаясь с дикими и немилостивыми демонами страха. Ты либо победишь их непобедимой силой имени Господня, изгонишь их из их жилища и вернешься таким образом победителем, либо умрешь на этой умопостигаемой войне, чтобы не вернуться побежденным.

Потому, возлюбленный, когда ты подготовишься так, иди на эту умопостигаемую войну с такой мыслью. Когда ты будешь находиться в пути, демоны почувствуют, что ты идешь против них, дабы сразиться с ними именем Господним, и незримо встретят тебя своим обычным лукавством. Сначала они невидимо напугают тебя и наведут на тебя такой страх, что польется с тебя холодный пот. Начнут дрожать члены твоего тела от сильнейшего ужаса, в который они ввергнут тебя, дабы обратить тебя в бегство. Если же ты, обуреваемый таким образом, вменишь ни во что их ухищрения, тогда лукавые изменят свою свирепость и устрашение на лесть и обман, чтоб хотя бы так повернуть тебя вспять. Они, коварные, предложат твоему уму как бы советы, говоря: «О, человек Божий, мы видим, что ты очень прост и, не понимая своей выгоды, идешь теперь, глубокой ночью в такое место, не жалея своей жизни и не страшась того, что можешь умереть в этот час и за свою неготовность попасть в геенну. Или ты не знаешь, кто мы такие, и идешь против нас? Итак, послушай нас, Божий человек, и обратись вспять побыстрее, пока мы не разгневались на тебя и пока ты не испытал на деле нашей великой силы. Безмолвствуй в своей келий, подвизайся там, чтобы благоугодить Богу, совершая добродетели. И знай, что если умрешь здесь и сейчас, сражаясь с нами, то тебя сожрут дикие звери и ты не удостоишься ни погребения, ни отпевания».

Вот что они будут предлагать тебе после запугивания и устрашения, побуждая тебя якобы к лучшему преуспеванию и более безопасному поведению. Но ты, возлюбленный раб Господень, совершенно не слушай ни их советов, ни их «доброжелательности», потому что написано: Елей же грешного да не намастит главы моея. Посему, слыша это, часто крестись, непрестанно произнося втайне: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Затворив свои уста, иди против них как глухой и немой. Потому что если ты их послушаешь с первого же раза и обратишься в бегство, знай, что подвергнешься великой опасности. Как только ты побежишь, демоны представят тебе в уме, что они преследуют тебя, как бесчисленные разбойники с обнаженными мечами, или бросаются на тебя, как дикие и свирепые животные, чтобы поглотить тебя живьем и целиком. Посему это двойная опасность: и телесная и душевная. Это опасно для тела, потому что, быстро убегая, из-за страха или по действию демонов, которые устрашают и преследуют тебя, или по причине ночной тьмы и слепоты твоего испуганного сердца и разума, ты можешь споткнуться, упасть и повредить какой-нибудь телесный член. Для души же опасно это, потому что по причине твоего бегства демоны возымеют над тобой силу, ты не сможешь им противостоять: они войдут в тебя, и ты лишишься ума, вследствие чего будешь бояться даже своей тени. Поэтому, о воин Христов, выйдя на это умопостигаемое и невидимое сражение, трезвись и будь внимателен, насколько это возможно, чтобы коварные демоны не уловили тебя в свои сети никакой лукавой выдумкой.

Когда же ты пойдешь против них и тебя встретят такие прилоги, утверди сначала свое сердце в памяти Божией, веря вседушно, что Бог будет невидимо присутствовать на этом незримом сражении, дабы видеть твой подвиг. От памяти Божией ты тотчас получишь в себе некое утешение и некую радость в сердце своем, ибо сказано: Помянух Бога и возвеселихся. Потом утверди свое устрашенное тело неподвижно, преклонись немного к земле и понуждай сердце молитвой, произнеся ее из глубины сердца пять-десять раз. После этого поднимись и спокойно иди прямо к тому месту, откуда, как ты чувствуешь, к тебе, как некие приснодвижимые и нескончаемые волны, приходят разжженные демонские стрелы — прилоги трусости.

Идя же против них, запечатлей себя вновь знамением Честного и Животворящего Креста. И будь внимателен, не отворяй совершенно своих уст и не кричи от страха подобно ребенку, просящему помощи. Но имей уста затворенными и непрестанно при каждом вздохе один раз произноси тайно и с большим вниманием: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Иди на своих врагов смело и без страха. Когда они увидят, что ты, настроенный таким образом, идешь к ним, то снова возмутят твой ум бесчисленными прилогами разных слов и многообразных помышлений. И они вступят с тобой в сражение с такой силой и напором, что ты явственно почувствуешь это. Потому что демоны трусости набросятся на тебя как свирепые быки и страшные буйволы, чтобы прободать тебя со всех сторон и затоптать.

Но ты, возлюбленный, в этот час утверди крепко свое сердце в страхе Божием, говоря себе: «Сейчас закончится моя жизнь, потому что либо умертвят меня демоны, либо я умру от понуждения к молитве до смерти. И если демоны победят меня и умертвят, Бог позаботится о моей душе. Если же я умру от понуждения к молитве, то Бог упокоит мою душу там, где присещает свет лица Его. Потому что такую мою смерть Он вменит в мученическую кончину».

Возлюбленный, когда ты сам себя утвердишь таким образом, тогда начинай говорить из глубины сердца: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Произнося эту молитву из глубины сердца, ты опускаешься от глубины твоей сердечной молитвы к глубочайшей глубине твоей сердечной молитвы. И чем больше опасности от демонов ты видишь, тем больше понуждай себя к молитве. Понуждая же к молитве свое сердце, ты все глубже погружаешься в глубины сердечной молитвы, доколе не обретешь совершеннейший метод умной молитвы. И поистине, верно слово, сказанное одним из отцов, когда его спросили, как он научился умной молитве. Он ответил и сказал, что научился ей от демонов. Другой же отец, спрошенный о том же, ответил, что научился ей от грубых детей. Эти слова кажутся странными, но на самом деле не таковы. Ибо первый, понуждая свое сердце к молитве, дабы прогнать приближающихся к нему демонов, как сказано выше, настолько преуспел в молитве, что обрел ее в совершенстве. Демоны для него стали поводом к молитве, поэтому он и сказал, что научился ей от демонов. Другой же, видя грубых детей, боялся, как бы не осквернилось его сердце каким-либо лукавым воспоминанием и дурным сосложением. Поэтому он тоже так сильно понуждал свое сердце к молитве, что обрел совершеннейший метод умного и сердечного делания. Потому правильно ответили и тот и другой. Мы же вернемся к предмету нашего слова.

Итак, возлюбленный, обретя таким образом совершеннейший метод умной и сердечной молитвы, снова понуждай свое сердце, доколе она не начертается внутри твоего сердца, как на некоей медной или каменной плите, и доколе не будет обращено вспять все действие жестоко воюющих с тобой демонов трусости. Тогда ты увидишь с очевидностью силу молитвы, ибо не только исчезнут их дикие и страшные привидения и несуществующие образы, но и воссияет в душе твоей луч просвещения Господа нашего Иисуса Христа. Поэтому ты станешь весь радость, весь — утешение, весь — веселие, весь — бесстрашие, как будто тебя окружает множество твоих возлюбленных друзей, верных хранителей и оруженосцев.

И это поистине так. Потому что туда невидимо придут для твоего утешения божественные Ангелы, чтобы охранять тебя и увенчать тебя победным венцом за то, что ты поднялся и противостал своим врагам. Посему будешь петь и ты вместе с пророком Давидом и скажешь: Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся ? Внегда приближатися на мя злобующим, еже снести плоти моя, оскорбляющий мя и врази мои, тии изнемого-ша и падоша. Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое: аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю. И остальные стихи этого псалма ты будешь петь с безмерной радостью сердца. Потому что те, кто приблизились к твоему телу со всех сторон и угрожали, что поглотят его или умертвят, и те, кто огорчали тебя своим вмешательством, они, говорю, изнемогли и пали. Удаляясь же от своей цели, они исчезли от облистания умной молитвы, как ночная тьма исчезает от дневного и солнечного света.

Потому с того часа, когда могущественным именем Господним ты победишь там своих врагов, ты настолько полюбишь то место, которого раньше боялся и страшился, что впоследствии, когда случится тебе вспомнить о нем или увидеть его, тут же с радостью забьется твое сердце, а душа возжелает ходить туда часто, дабы снова таким же образом молиться Богу. Об этом некто из отцов поведал следующее.

Некий брат всегда подвизался в умной молитве, дабы обрести ее в совершенстве, но не мог этого достичь, потому что невозможно найти совершенную молитву без труднейшего подвига и опаснейшего искушения. Потому он часто предпринимал различные подвиги в умной молитве. И чаще всего он делал это ночью, когда спали остальные братья. Иногда он уходил вдаль от людей и там, преклонив главу на грудь, молился умно из глубины своего сердца, единый Единому Богу.

Однажды, когда он стал молиться наедине и по ночам в пустыннейших местах, демоны разгневались на него и решили его запугать, чтобы он не совершал более такой молитвы. Ибо им не нравилось то, что делал брат. Потому как-то раз они навели на брата такой страх, что от этого внезапного испуга и чрезвычайного ужаса он чуть было не испустил дух. И чем больше проходило времени, тем более возрастал и усиливался страх. Потому что демоны трусости, как представлялось уму брата, надвигались на него в великом множестве, вооруженные до зубов, чтобы стереть его с лица земли. Находясь в такой нужде и не имея никакой помощи от людей, он собрал получше свой ум в сердце для умной молитвы.

Приклонив голову к груди, он начал произносить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», с величайшим усердием и понуждением, из самой глубины сердечной клети, сосредоточив, как никогда в своей жизни, все внимание в своем сердце к молитве. Потому что когда умопостигаемые, свирепые и страшные демонские волны трусости наполняли страхом его мысль, тело — дрожью, ум — ужасом и кажущимся несуществующим грохотом, тогда и он понуждал сердце к молитве силой, превосходящей естество, с крайним трезвением и вниманием к ней.

И поистине чудно было это умопостигаемое сражение и чувственный подвиг брата, потому что к сердечной молитве он понуждал себя до смерти. И когда исчерпались совершенно его силы, тогда пришла к нему сила свыше, тогда посетила его благодать Божия, которая разбила наголову и демонов, и их различные и многообразные привидения. Брата же она чудесным образом утешила и подала ему двойную радость. Потому что, во-первых, благодаря понуждению к умной молитве брат обрел совершенную умную молитву, а во-вторых, он получил такую радость, такое утешение, и такое бесстрашие неожиданно пришло к нему, как будто его окружил некий полк божественных Ангелов. И это поистине так, ибо сказано: Ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его, и избавит их. Богу же нашему слава, держава, хвала и поклонение во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕДЬМОЕ

О том, когда посещает Божия благодать того, кто умным образом из сердца молится Богу, и каковы духовные знамения этого посещения.

Благослови, отче

И так, когда ты, возлюбленный, долго молишься умно из глубины себя, знай, что невидимо приходит к тебе некое божественное посещение для освящения твоей души, для утешения твоего сердца и божественного утверждения всех твоих душевных и телесных чувств. Ибо ты понимаешь, что тебя посещает благодать Святой Троицы, из того, что имя Ее (мы говорим: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа) радует твою душу, услаждает твой ум, из твоего сердца, словно из некоего источника, истекает умиление, а твои очи проливают теплейшие слезы. По причине чего это состояние называется иногда посещением Святой Троицы, иногда же — тихим посещением благодати Бога и Отца. И ты постигаешь это, потому что от имени Бога и Отца умиляешься и веселишься духом более, нежели умиляешься и веселишься от имени Сына и Святого Духа. Тогда это называется посещением Бога и Отца. А иногда тебя более посещает Господь наш Иисус Христос. Ты постигаешь это из того, что от сладчайшего имени твоего Христа и от всех Его божественных таинств ты умиляешься и веселишься более, нежели умиляешься и веселишься от имени Отца и Святого Духа. Тогда это посещение называется посещением Господа нашего Иисуса Христа. И в другой раз, когда ты молишься умно из глубины своего сердца, тебя посещает Святой Дух и парит вокруг тебя наподобие чистой голубицы. Это становится понятным для тебя, потому что от имени Святого Духа ты умиляешься и веселишься гораздо более, нежели от имени Отца и Сына. Тогда это посещение называется посещением Святого Духа.

Итак, бывает, что ты не приходишь в равное умиление, как сказано, и не веселишься одинаково о трех именах Святой Троицы, Отца, и Сына, и Святого Духа, но иногда умиляешься и веселишься более от имени Отца, иногда — Сына и иногда — Святого Духа. Это происходит не потому, что Святая Троица не единосущна,— прочь богохульство,— однако иногда ты не в равной мере умиляешься и веселишься. Но когда ты молишься Святой Троице, то не с равной теплотой сердца и не в равной мере устремляешь взгляд своих умных очей к единой природе, к единому естеству, к единой силе Святой Троицы, ибо не с одинаковым благоговением призываешь из глубины своего сердца имя каждого из трех Лиц Святой Троицы, поэтому и приходишь в умиление, и веселишься не в равной мере.

Однако необходимо, принося Святой Троице свое моление и поклонение, обращать его с равной честью к трем именам. Приноси свою молитву с равным и крайним благоговением, с равной и крайней теплотой сердца, тогда ты и приходить в умиление, и веселиться будешь в равной степени.

Три Лица Святой Троицы суть одной природы, одного естества, потому что Отец есть Свет, Свет есть и Сын, Свет — Святой Дух. Стало быть, одно Божество и три Лица. Итак, когда ты с крайним благоговением устремляешь свой умный взгляд к Отцу, тогда просвещаешься Отцом, поэтому и умиляешься от имени Отца. Когда же ты с таким же благоговением обращаешь умный взор к Сыну, тогда просвещаешься от Сына, поэтому и умиляет тогда тебя имя Сына. То же самое происходит и в отношении Святого Духа. Потому если ты желаешь умиляться в равной мере от трех имен Святой Троицы, то должен, как мы сказали выше, испытывать равное благоговение ко Святой Троице, почитать Ее в равной степени и равно Ее уважать.

Поэтому Церковь взывает велегласно, моля Единое Божество Святой Троицы: «И даждь нам единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков».

Иногда, когда долго молишься умно из своего сердца, тебя тихо посещает Госпожа Богородица.

Это ты познаешь по великому умилению, которое приходит к тебе от священных имен Богородицы, от Ее божественных и святых слов и от божественных Ее чудес. Посему это называется посещением Богородицы.

А иногда, молясь умно из глубины себя святому, чье житие ты читаешь и о благодати которого помышляешь, проливаешь теплейшие слезы, потому что тебя, как его сподвижника и друга Господня, посещает его благодать. Когда ты умно молишься из глубины себя, тебя невидимо и тихо посещают все святые, чьи имена ты с теплотой сердечной призываешь. Потому веселится твоя душа и умиляется сердце от их благодати.

Иногда же, когда ты молишься так, свыше к тебе приходит некое таинственное посещение божественной благодати, но ты не можешь понять, от какого она святого. О том, что в этот день произошло некое божественное посещение, твоя душа догадывается и узнает по неким умным и духовным знамениям, которые явлены и являются в ней и изречь которые язык не в состоянии. Но было ли то посещение Бога, или Богородицы, или некоего святого, ты не можешь понять сразу. Если при помощи умилившегося сердца, чистейшего и прозрачного ума, трезвенной мысли исследуешь это божественное посещение и помолишь тайно, с теплотой и смирением того, кто был близок к тебе, но не явил себя, тогда некими явными знамениями тебе открывается и является тот, кто тайно почтил тебя своей милостью.

Откровение таинственного божественного посещения происходит следующим образом. Когда ты молишь своего безвестного и неведомого благодетеля, то прежде начинаешь с Бога, прося Его и славословя. И если посещение было от Самого Бога, то имя Божие кажется твоему уму сладким, как капля меда, которая неизреченно сочится (произносимое разумей духовно) на твое сердце с одинаковой сладостью. А сердце таинственно источает на душу некие небесные, духовные, сладкотечные, сладостные слезы. Подобным образом и очи источают налицо слезы, подобные тем медосердцетекущим, тем сладкодушекаплюшим и тем сладостноумноточимым слезам. Потому лицо в тот час сияет умными лучами духовной радости: Сердцу веселящуся, лице цветет. Тогда по этим знамениям ты узнаешь, что было посещение благодати Божией. Если же от Божиего имени не происходит ничего такого, то произошло посещение какого-то святого.

Тогда ты снова таинственно умом и теплым сердцем молишь всех святых, начиная от Божией Матери, и проходишь мыслью по чинам святых. Когда же ты будешь молиться и размышлять о чинах святых, как только твоя мысль достигнет чина того святого, который тебя таинственно посетил, тотчас же приходит небольшое духовное утешение и некие очевидные знамения, по которым ты узнаешь, что находишься недалеко от твоего искомого друга, посетившего тебя.

И когда ты молишься святым, которых знаешь по их житию и чудесам, — только произнесешь имя того угодника Божия, который посетил тебя, сразу он становится для тебя известным благодаря очень живому действию и важнейшим знамениям самопроизвольного богатого умиления и духовной теплоты. Ибо в тот день лишь только услышишь имя или чудеса посетившего тебя святого или через твой ум пройдет воспоминание о нем — тотчас приходишь в умиление. Иногда умиление бывает в сердце, иногда — в очах. Часто к тебе приходит духовная ревность — подражать в делах и добродетелях посетившему тебя святому. Но когда пройдет тот день, тебя покидает то действие самопроизвольного умиления и духовной теплоты. Происходит же сие следующим образом.

Допустим, некто имеет друга, который пригласил его прийти к нему, чтобы насладиться духовной беседой. Итак, он идет к ближнему, дабы порадоваться им вместе. Путь же его проходит через рынок, где много народа. Там он видит других своих друзей, которых приветствует с веселым лицом, и радуется их объятиям и приветствию. Но он не задерживается своими друзьями и продолжает путь, чтобы найти того друга, который пригласил его. Как только он приходит к своему другу и слышит его голос, тотчас радуется его сердце. А когда он обнимет его, удваивается радость его сердца, от умиления он проливает слезы, смотря на своего возлюбленного друга и наслаждаясь сладчайшей беседой и общением. Когда же приходит час расставания, он печалится, но помысл его пребывает спокойным, потому что они насладились дружеской беседой. Вскоре по прошествии короткого времени его приглашает иной друг, и происходит то же самое.

Так же бывает и в духовном. Когда некий святой приглашает тебя на свою духовную радость, тогда в тот день происходит посещение и духовное утешение тебя тем святым. Когда же пройдет тот день, само по себе проходит и духовное утешение. То же самое бывает и когда божественным посещением тебя приглашает к своему духовному утешению другой святой. А такое духовное посещение бывает у человека тогда, когда скорбят и его душа, и тело. Душа незримо сокрушается от невидимых врагов, а тело — или от подвига, или от тиранов, или от плохих людей. Посему какого бы святого человек ни призвал, этот святой посещает его удивительным образом благодаря родству. Ибо он сроднился со святым посредством общности страданий и искушений, которые переносит ради любви Господней. Наиболее же, чтобы он не ослабел в своем подвиге, его тихо посещает благодать Господня.

Иногда в нужде его посещает божественная благодать, хотя он ее и не призывал. Потому что божественный Промысл ведает о том, когда человек нуждается в посещении. А иногда человек призывает Бога, но посещения не происходит. Это Бог делает для пользы человека, потому что Он гораздо лучше нас самих знает, в чем заключается польза для нас.

Но ты, смиренный, не скорби, если Господь не сразу удостоит тебя Своего посещения, но укоряй и осуждай самого себя, прилагая и то, что ты недостоин такой божественной милости. И вот тогда божественное посещение недалече от тебя, хотя ты и не чувствуешь этого. Особенно же Господь бывает близок к нам тогда, когда есть какой-либо господский праздник, или богородичный, или день памяти какого-либо празднуемого святого. В такой день у одного человека происходит посещение втайне, у другого — въяве. С каждым, говорю, происходит соответственно его любви и ревности, выказанным по отношению к божественному. Согласно с ними происходит и посещение.

Ибо когда ты, о человек, особенно любишь и почитаешь святого, тогда и сам святой всегда о тебе помнит и пребывает с тобой невидимо, так, что ты и не догадываешься о его посещении. Но он наиболее явно близок к тебе, когда празднуется его память и ты выказываешь теплейшую ревность в его поминании. То же происходит и когда у тебя есть великая вера и теплое благоговение пред Госпожой Богородицей. Тогда Она всегда заботится о тебе и особенно явно посещает тебя в день твоей скорби. Наиболее же постигаемое посещение Ее происходит в день Ее памяти. То же самое происходит и тогда, когда в твоем сердце страх Божий. Бог хранит тебя всегда ополчением Своих божественных Ангелов, как сказано: Ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его, и избавит их. Но в день твоей скорби Он явно посещает тебя Своей благодатью. Особенно явно Господь бывает близок к тебе в дни Его святых и честных праздников как по причине Его безмерной благости, так и вследствие твоего непрестанного славословия. Тогда посредством Своего посещения Он невидимо приглашает твою душу на тайную трапезу, к Своему тайному упокоению и к Своему духовному веселию.

И в тот святой и божественный день, когда Он посещает тебя, твоя душа радуется, тайно ликуя и умно веселясь вместе с умными духами, благодаря божественному посещению наслаждаясь умно некоей частью тех благ, которыми наслаждаются умные духи в умопостигаемых и нерукотворных селениях Горнего Иерусалима. А тело духовно радуется в дольнем Иерусалиме со своими православными братьями, как сказано: Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь. Богу же нашему слава, держава, хвала и великолепие во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЬМОЕ

О том, что когда тот, кто молится умно из глубины себя и всегда воздерживается от приятной пищи, голоден, уста его иногда услаждаются молитвой, как будто во рту у него нечто сладкое или он ест сладчайший мед, как сказал и Пророк: Коль сладка гортани моему словеса Твоя: паче меда устом моим.

Благослови, отче

О смиренный монах, если желаешь вкусить когда-нибудь этой чудной сладости, которая усладит неизреченно кончик твоего языка, то позаботься о приобретении навсегда трех вещей: поста, воздержания и умной молитвы. Потому что если ты со всем стремлением и желанием не прибегаешь к помощи поста, воздержания и умной молитвы, то не надейся когда-либо почувствовать на своем языке эту чудную сладость. Эта чудная сладость — великое утешение Божие для тебя, чтобы соделать тебя более теплым и более ревностным в духовном делании.

Редки те, кто ощущают языком эту чудную божественную сладость. Но и они чувствуют ее не всегда, а иногда, когда Бог благоволит утешить их таким образом. Но когда они действительно ощущают ее на своем языке, тогда сами познают то, как прекрасно всегда поститься и воздерживаться и от всего сердца непрестанно молиться Христу. Потому что без этого невозможно почувствовать эту сладость в устах.

Эта божественная сладость неизреченна, потому что духовна, а все духовное неизреченно и таинственно. Но чтобы познать хотя бы немного то, как она действует, мы скажем следующее.

Эта божественная и чудная сладость, которой неизреченно услаждается язык, похожа на сладость сахара, но сильно отличается от нее. Потому что если положить сахар в уста, то уста услаждаются, но на короткое время, пока он не растворится в устах и ты его не проглотишь. Больше ты не чувствуешь его сладости, если только не положишь в уста и другой кусок. Но с умным и духовным сахаром, который невидимо кладет тебе в уста благодать Господня и которым она чудесным образом помазывает твой язык, такого не происходит. Поскольку эта сладость сохраняется в устах, нет совершенно никакой необходимости класть туда что-либо сладкое. Ибо сладость Божия неистощима. Только бы ты посредством умной молитвы и чистого поста удостоился ее.

Когда язык услаждается, ты чувствуешь сладость в передней его части, как будто на него кто-то положил маленький кусочек сахара, который начал таять в твоих устах. Когда ты ощутишь сладость на языке, тогда, чтобы лучше почувствовать это духовное и божественное наслаждение, держи свои уста закрытыми. Тогда почувствуешь, как эта божественная и неизреченная сладость подобно воде из родника струится неиссякаемым током от кончика языка. Если в этот час ты случайно встретишь кого-нибудь и скажешь какое-либо слово, то сладость тотчас пропадет. Но если сомкнешь уста и опять станешь внимательным к ним, то удивительным образом почувствуешь снова сладость на языке.

Есть одно растение, содержащее природный мед. Цветок этого растения похож на пузырек. Если этот пузырек положить в рот и пососать, то ощутишь на языке сладость, подобную меду. Похожа на вкус цветка и сладость на языке, когда услаждает его благодать Божия. Но когда ты пососешь цветок, его сладость сохраняется на некоторое время только в том случае, если ты сделаешь то же самое и во второй раз. Тогда ты снова почувствуешь сладость. А сладость Божия пребывает до той поры, пока ты хранишь свои уста девственными от вещественных пищи и пития. Ибо когда вкусишь чего-либо вещественного, в тот день в устах своих уже более не чувствуешь действия сладости Божией.

Иногда, даже чаще всего, после вкушения чувственной пищи сладость эта совершенно отсутствует на протяжении того дня. Часто эта сладость языка, когда ты долгое время держишь свои уста сомкнутыми, чудесным образом непрестанно течет в твоих устах, и ты ощущаешь ее ток и то, какое и чувственное и недосягаемое для чувств сладостное действие она оказывает при каждом твоем вздохе. А иногда ты ощущаешь, что она услаждает твои уста с внутренней стороны, как будто изнутри ты посыпал их сахарной пудрой или помазал сладчайшим медом.

Посему, о смиренный, когда внутри тебя эта сладость, храни себя от вкушения чего-либо земного, кроме, разве, великой на то нужды, чтобы впоследствии не сокрушаться без пользы. Пусть алчет твоя утроба. Не давай ей ничего. Потому что когда она алчет, уста твои чувственно и превыше чувства насыщаются сладостью Божией. Если же ты дашь своему чреву чувственную пишу, лишается язык твой чудной сладости. Когда таким образом язык твой услаждается этой божественной сладостью, тогда не выплевывай слюну на землю и где придется, но проглатывай ее. Потому что когда будешь ее глотать, или даже прежде этого, почувствуешь в устах своих сладость. А если выплюнешь ее, то вскоре лишаешься божественной сладости (видимо, поэтому один преподобный не плевался никогда на протяжении всей своей жизни). Но чтобы не раскаиваться впоследствии, прежде всего хорошенько блюди сомкнутыми свои уста, если только нет великой необходимости в беседе.

Если в тебе пребывает эта чудная и высокая сладость, и необходимо прочесть что-либо из

Священного Писания, то читай с благоговением. А во время чтения будь внимателен к духовной сладости на языке, чтобы знать, сохраняется она или нет, течет с языка или отсутствует на нем. И если она сохраняется, то внимай и этой чудной сладости, и чтению. Потому что таким образом ты почувствуешь и другую сладость, но не на языке, а в уме. Ибо от благодати Божией усладится сам ум. И когда Божие утешение удвоится в тебе, то тотчас и утроится. Потому что и в очах своих ты тотчас узришь божественное утешение: из очей прольются чистые и тихие слезы Божией любви, чрезвычайно сладостные для души. Когда, как мы сказали, утроится в тебе утешение Божие, тогда ты сам узришь и иное — четвертое утешение Божие. Одновременно с третьим божественным утешением ты увидишь умным образом, что твой внутренний человек благодатью Святого Духа невидимо помазывается божественной милостью ра-дования. По этой причине ты становишься весь — тишина, весь — радование, весь — веселие. То есть ни одного чувства в твоей душе не остается не утешенным утешением и благодатью Святого Духа. Но все это произойдет с тобой, если, как сказано, неизреченная и чудесная сладость сохраняется на языке. Если же при чтении она не сохраняется, не отчаивайся, не вкушай ничего, не предавайся многословию и не рассеивайся. Но храни себя от этого и подобного тому, потому что, поступая таким образом, ты вскоре увидишь, что то же самое происходит в твоих устах. То есть эта чудная и божественная сладость будет чудесным образом услаждать их.

Но происходит ли эта божественная сладость от естества языка или от благодати Божией, которая непостижимо ударяет по языку и услаждает его, этого, о смиренный, постигнуть с достоверностью невозможно. Видимым образом она исходит от естества языка. Но на самом деле она происходит не от естества языка, а от божественной благодати, которая непостижимым образом ударяет по твоему языку и проходит через него неизреченно. Таким образом услаждается язык, почему и кажется, что сладость происходит от него. Но вдаваться в глубокие исследования этого вопроса, возлюбленный, нет совершенно никакой необходимости. Ибо если будешь исследовать, то не отыщешь больше, чем сказано нами.

Итак, эта божественная сладость иногда бьет ключом в тебе и неизреченно услаждает твой язык, но там, где она услаждает твой язык, ты чувствуешь, что она уменьшается, и тебе кажется, что она уже совершенно исчезает от слова твоего. Но вдруг ты снова ощущаешь, что она удивительным образом услаждает язык твой.

Радость тебе и ликование, о смиренный монах, когда ты сподобишься всего того, о чем слышал. Потому что тогда нет нужды есть сладости и пить сикер для того, чтобы усладить уста. Ибо их услаждает утешение Божие. Сикер и сладости, которые едят и пьют, услаждают лишь до тех пор, пока находятся в устах. Но во время божественного утешения сладость действительно остается в устах до тех пор, пока воздерживается человек от земных плодов.

Евреи, когда Бог питал их манной, доколе воздерживались от земных плодов, обладали небесной пищей, которая приносила им неизреченное услаждение. Но когда они вкусили от плодов земли, манна тотчас иссякла. Так и ты, о смиренный, по благодати Христовой сподобившийся некоторым чувственным образом узнать эту чувственную и вместе с тем превосходящую чувство сладость и иметь во устах пищу Ангелов, небесную манну, эту чудную сладость,— как только, говорю, ты вкусишь от плодов земли, тотчас само собой исчезнет это таинственное наслаждение. Лучше для тебя всегда поститься, всегда воздерживаться и непрестанно молиться, дабы питаться всегда этой чудесной сладостью, чем насыщать чрево вещественной пищей и лишаться небесной и сладчайшей манны.

Однажды я видел одного иеромонаха, который, совершая Проскомидию за жертвенником, внезапно прослезился и не мог остановить своих слез, но все более плакал, умилялся и скорбел, доколе не закончил Проскомидию. Когда же он говорил: «Яко Твое есть Царство, Отца...» и последующее или другой какой возглас, то понуждал свое сердце и немного сдерживал умиление, произнося возглас низким голосом, чтобы о его умилении никто не узнал. Он пребывал в умилении и когда произносил молитвы. Когда же стал он читать Евангелие, внезапно очи его залились слезами, и плач стал очевиден, потому что сдерживаться у него не было сил. Потому в тот час из присутствовавших на Литургии не было никого, кто бы не пришел в умиление, кроме разве такого бесчувственного душой и жестокого сердцем человека, как я. И на протяжении всей Литургии он приходил в умиление, иногда большее, иногда меньшее, но всегда с безмерным ликованием души. Когда же он причащался Пречистого Тела и Честной Крови Господних, тогда оросил слезами и святой дискос, и покровцы, и антиминс.

Позже, когда закончилась Божественная Литургия, я попросил его сказать мне всю правду о том, почему он приходил в такое умиление и проливал такие слезы, да еще на виду у людей, в то время как я не в силах пролить и одной слезы о своей жалкой душе. И сей правдолюбивый, добрый и беззлобный человек поведал мне всю истину, рассказав следующее: «Я, брат, когда на утрени читалось обычное последование службы, умно и непрестанно поучался в своем сердце имени Господню. Когда же служба достигла своей середины, я начал чувствовать некую высокую сладость, которая понемногу услаждала мой язык. Вместе с этой сладостью постепенно приходило и некое духовное утешение.

Чем больше времени проходило, чем более внимательно я поучался в молитве «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», тем больше сладости становилось на моем языке, тем более увеличивалось во мне утешение Божие, и тогда вдруг умиление начало понемногу касаться моего сердца. А когда пришло время совершать Литургию, тогда уста переполнились сладостью, и я более живо почувствовал в себе утешение Божие. Потому и в умиление я приходил больше и чаще. Приготавливая на Проскомидии Божественные Дары, я почувствовал в устах великую сладость. Одновременно я почувствовал в сердце обильное Божие утешение. Поэтому тогда я и не мог остановить слез. А во время чтения Божественного Евангелия я подобным образом почувствовал в устах эту чудную и высокую сладость в преизбытке. Вместе с тем ум в изобилии услаждался словами Божественного и Священного Евангелия благодаря тому, что с очевидностью постигал силу, смысл и дух каждого его слова. Потому тогда я, будучи не в силах скрыть в себе и остановить умиление, плакал уже в голос, как малое дитя, ибо умиление преисполнило мое сердце и излилось из него. С этого часа до самого окончания Литургии я все пребывал в умилении, иногда более сильном, иногда — менее, согласно с высокой сладостью, которую чувствовал мой язык, и услаждением, которым наслаждался мой ум в постижении священных словес». Услышав это, я, жестокосердный, сильно укорил себя, потому что никогда не знал такой сладости на своем языке, а в душе своей — такого утешения.

Молитва

Но, Господи, Господи, сладость и радость всех рабов Твоих, с благоговением поучающихся сердцем в Твоем святом и божественном имени, даруй, молюся, возлюбить от всего сердца и мне Твое имя и поучаться в нем с великим благоговением, дабы почувствовал некогда, когда благоволит благодать Твоя, и мой язык эту божественную и высокую сладость. Ибо тогда, Господи мой, знаю я, вместе с этой чудной сладостью в моем сердце воссияет святой свет боговедения, которым око ума моего будет просвещено к истинному и совершенному постижению словес Твоих. Господи, когда произойдет это со мною благодаря Тебе — моему Творцу и Богу, тотчас Твои слова покажутся гортани моей сладкими и устам моим — слаще меда. Ей, сладкий мой Иисусе, молюся и прошу Твое Владычество, даруй и мне, зело огорченному, единую каплю от Твоей великой и непостижимой бездны божественной и духовной сладости. Ибо душа моя возжаждала ее паче злата и топазия и паче камене честного. И я, раб Твой, когда помышляю о ней, наслаждаюсь паче меда и сота. Ибо Ты, Господи мой, Господи, сладчайший мой Иисусе, неизреченное услаждение всех христиан, и Тебе славу воссылаем во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТНАДЦАТОЕ

О том, как посредством умной молитвы с умилением испытывать всякое видение и всякий помысл, которые, как кажется, от Бога: действительно ли они от Бога или от демонов.

Благослови, отче

Один человек, возлюбленный, дает тебе золотую или серебряную монету, на которой изображен царь и его надписание, и по внешнему виду она кажется подобной другим царским золотым монетам. Но ты не знаешь, из натурального ли золота эта монета внутри или нет. Но если ты испытаешь эту монету тем способом, каким испытывают золотые монеты, тогда поймешь, натуральная ли она изнутри, как представляется снаружи, или нет. Так ты узнаешь, поддельная ли монета или настоящая. Если ты не можешь испытать монету, потому что не обладаешь таким опытом, то показываешь ее другому человеку, о котором знаешь, что он опытен в этом и специалист, чтобы он исследовал ее и потом сказал тебе, поддельная эта монета или настоящая. Но если ты показываешь ее человеку неопытному, который, как и ты, не разбирается в этом, то помысл твой не будет иметь мира. Но если ты все же поверишь ему, поверишь в то, что он ошибочно скажет тебе про монету, что она настоящая, а она не будет таковой, и поддельную монету оставишь у себя, то по его вине еще потерпишь и вред вместо пользы. Так пусть будет и у тебя, смиренный, очень скрупулезное духовное испытание видений (о котором ты услышишь впоследствии), которые иногда видит твоя душа и которые кажутся от Бога, но ты не ведаешь, поистине ли они от Бога или от демонов. По этой причине помысл твой ввергается в великую брань и сильное сомнение, и ты сомневаешься и думаешь, что видение это может быть от демонов. Потому что у малых демонов в обычае, увидев тщеславного человека, показывать ему видения, якобы от Бога, чтобы легко увлечь его, ввергнуть в страшнейший лабиринт неисцельной прелести и своей разнообразнейшей злобы. Это произойдет с ним, если он примет эти видения, которые ему показывают, как видения от Бога, не подвергая их строгому исследованию и веря вседушно и без рассуждения, что они даны Богом за его преуспеяние.

Но ты, возлюбленный мой, когда видишь подобное видение, не позволяй ему тут же и без всяких подозрений войти в твою душу и не принимай его в сердце с удовольствием и беззаботно, вседушно веря в то, что оно от Бога. Не принимай, доколе не подвергнешь его безошибочной и чистой проверке посредством умной молитвы с умилением или пока не представишь его некоему духоносному отцу, живущему в богоугодном делании, о котором ты знаешь, что он опытен в этом и может разрешить твое недоумение и освободить тебя от сомнений с помощью того опыта, который он приобрел и узнал благодаря своему деланию. Если ты не принимаешь сразу явившегося тебе видения, пока не испытаешь его в точности, знай, что если даже оно от Бога, то ты не совершаешь никакого греха, потому что боишься, как бы оно не было диавольским покушением или прелестью. Об этом говорит и блаженный Апостол: Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов. Потому что часто видения, которые представляются приходящими от Бога, бывают от демонов. Так и некоторые люди снаружи кажутся святыми, а внутри хуже демонов. Обличая их коварство, Спаситель говорит: Горе вам, лицемеры. Демоны поступают так для того, чтобы ты открыл им свободный и беспрепятственный вход в свой город, то есть в свою душу. И тогда, войдя в твою душу с этим коварством и став туда своей ногой, то есть удержав сначала за собой и пленив душевные намерения, потом с легкостью пленяют и телесные твои намерения. Потому что тогда они тотчас снимают с себя обличие овец и показывают душе свой волчий образ и свирепость, стараясь осквернить и сердце своей скверной похотью. Также они стараются ввергнуть тебя и в явно диавольские дела, которых, если бы видение было от Бога, ты никогда бы не сотворил. Эта духовная проба, которой ты проверишь свои видения, пусть происходит следующим образом. Если в тот день, в который было тебе видение, ты находишься в духовном спокойствии и в великом покое от страстей, также и спокойный твой помысл находится в крайней тишине от супротивных волн, которые всегда пытаются поколебать его, сердце пребывает в невозмутимом состоянии, и от каждого духовного слова все умиляется в тот день самопроизвольно и легко, и приходит в особенное умиление, когда твоей мысли представляется явившееся тебе видение,— если, говорю, это происходит с тобой и ты видишь себя в таком или подобном состоянии, знай, что явившееся тебе видение от Бога, и более совершенно в том не сомневайся. Если же после видения ничего из этого само собой с тобой не происходит, чем было бы явлено, что это видение от Бога, и посему у тебя есть сомнения и подозрения, от Бога ли или от демонов это видение, тогда, возлюбленный, сделай следующую пробу.

Собери все внимание своего ума в глубине сердечной и молись оттуда, из глубины себя, умно, произнося молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Ничего иного не говори и не позволяй своей мысли помышлять и исследовать или заниматься тем, что ты видел в видении. Если же мысль сама по себе уходит к явленному видению, воспрепятствуй этому и пригвозди ее к своей сердечной молитве, чтобы твоя молитва стала чистой пред Богом. И когда таким образом помолишься достаточно, с крайним благоговением пред Богом и смирением, тогда, если явившееся видение от Бога, в сердце своем ты почувствуешь некое духовное взыграние вместе с духовными слезами, и без твоей воли видение предстанет в твоей памяти. Одновременно с этим сладким, неизреченным, духовным и божественным взыгранием сердца и одновременно с этими духовными и сладкими слезами ты почувствуешь, как становится тихим, успокаивается, утихает, умиряется и упокаивается всякое твое душевное и телесное расположение. Вместе с этим тихим расположением в тот день загорается великое пламя любви Господней. Воспламеняемый этой любовью, ты издаешь в тот день (когда от этой любви Господней внезапно очень сильно воспламеняются твои внутренности) из глубины себя некий вопль к Богу, взывая к Нему великим гласом, подобно собакам, которые громко воют, когда теряют своего хозяина. Потому что тогда, проливая слезы, ты говоришь Богу скорбным, жалостливым и умилительным голосом: «Где Ты, Боже мой, Боже мой? Почему Ты не берешь меня к Себе поближе, туда, где Ты — сладкая моя Любовь? Разве Тебе не жалко меня, Боже мой, Боже мой, ведь внутренности мои воспламенились и стали подобны пламени, горящему неугасимым желанием Твоей любви, которая возгорелась во мне, полыхая как в печи? Никогда-никогда, Боже мой, не потухнет в моем сердце это горящее пламя, пока я далеко от Тебя, пока я нахожусь в долине плача этого мира. Господи, как прохлаждает жаждущего путника одно лишь воспоминание о прохладной воде, когда ее нет у него! Господи, она не доставляет ему прохладу, а распаляет жажду еще больше. Так и теперь, Господи, душа моя, сильно возжаждавшая Тебя, не получает прохлады от воспоминания Тебя и от Твоих видений, но ею овладевает большая жажда, когда Ты, сладкий мой Иисусе, не берешь меня туда, где Ты — прохладный источник, дарующий прохладу моей жаждущей душе.

Что бывает, Господи, с сыном, находящимся на дальней чужбине, любящим отца, мать, братьев и сестер, свою родину, когда он получает письмо от своих возлюбленных родителей и сродников по плоти? Неужели, Господи, он, читая письмо, не орошает его слезами? Неужели в тот день, когда он видит в этом письме сладчайшие имена своих родителей, братьев и сестер, не горит его утроба? Неужели он, вспоминая своих сродников, не воздыхает глубоко? Неужели он не взывает из сердца с печалью, помышляя о своих друзьях и о своей родине? И если это происходит с плотским человеком, Господи, то что же тогда бывает с человеком духовным, когда Ты, Небесный Бог и Отец наш, как будто некими письмами посещаешь нашу нищую и жалкую жизнь на чужбине благодатью Своих созерцаний и видений? Потому что как только благодать этих божественных явлений некоторым неизреченным образом запечатлеется на сердце какого-либо Твоего раба, Господи, тотчас она зажигает его сердце желанием, привязанностью и эросом Твоей любви. Когда он в тот день возведет свои умные очи к Тебе, сладчайшему своему Богу и Небесному Отцу, веки служащего Тебе обжигаются теплыми слезами Твоего желания.

Но, Господи, Господи, призирая, призри свыше с небес, из святого жилища неизреченной Твоей славы, и посмотри на лицо смиренного моего сердца, как оно, уязвившись сладкой для меня стрелой духовного и божественного эроса Твоей золотой любви, от великого умиления растаяло, как воск от теплоты, с того часа, когда в нем явилось Твое божественное видение, данное ему как некое небесное письмо. Как только моя мысль развернула и прочла в душе это письмо, тотчас прилепилась к Тебе смиренная моя душа. Она возжаждала Тебя жаждой, подобной жажде, которой возжаждала душа кротчайшего Давида, священного Твоего Пророка. Ибо этот божественный Давид, Пророк Твой, Господи, душа которого так возжаждала Тебя благодаря божественным Твоим явлениям, видениям, созерцаниям и откровениям, которые Ты даровал ему по временам и в различных случаях, никогда не мог, пока жил в этом мире, утолить своей жажды по Тебе, доколе не пришел к Тебе и не стал пить прохладную и охлаждающую воду Твоего сладкого причастия и наслаждения. Посему, рыкая как леи из глубины своей души, он просил явиться лицом к лицу Тебе — живому Владыке и Богу его, ибо говорил, Господи: Имже образом желает елень на источники водныя, еще желает душа моя к Тебе, Боже. Возжада душа моя к Богу крепкому живому: когда прииду и явлюся лицу Божию?.

Испытывая то же самое, Господи, душа моя тает теперь от жажды по Тебе. И эта жажда, как я вижу, постепенно пожжет все мои внутренности и не покинет меня, доколе не придет ко мне тот благословенный час отшествия моего из этого мира и пока не приду я к Тебе — моему сладчайшему Владыке и Богу.

О, как желал бы я, Господи, если Ты меня любишь (в чем я убежден), чтобы произошло это со мною одним часом раньше, дабы скорее утолила в Тебе свою жажду душа моя. Аминь! Буди! Буди!».

Из этих знамений, а также из знамений подобных и сродных этим, ты понимаешь, возлюбленный, и узнаешь, от Бога ли было твое видение. Если, возлюбленный, ничего такого с тобой не произошло, несмотря на твою частую об этом молитву к Богу из глубины сердца, несмотря на то, что ты излил пред Господней благостью все свое моление и все свое смирение, знай, что видение твое от демонов. Потому что в их видениях не содержится ничего того, о чем мы говорили выше. Когда видение твое от демонов, происходят противоположные вещи. Послушай же о том, что происходит.

Бог весь благ, весь человеколюбив, милостив, милосерд, долготерпелив, чист и весь чистая Любовь. Будучи таким, Он любит, когда ты подражаешь Его качествам. То есть Бог любит, когда ты становишься добрым, человеколюбивым, милостивым, милосердным, терпеливым, чистым в самом себе и имеешь чистую любовь к ближнему. А диавол — весь злоба и лукавство. И, будучи таковым, он хочет, чтобы ему подражали в злобе и лукавстве.

Если после явившегося тебе видения ты, возлюбленный, видишь, что душа твоя все больше радуется вышеперечисленным свойствам Бога, а сердце твое в крайней тишине твоего внутреннего человека умиляется от этих качеств Божи-их, знай, что видение твое от Бога. И поскольку оно от Бога, то радуется твой дух свойствам Бога, и приходит к тебе небесное желание подражать по силе своему Небесному Богу и Отцу в Его качествах. Ибо тогда тебе нравится делать то, чему радуется и чего желает твой Небесный Бог и Отец.

Если же после явившегося тебе видения не радуется свойствам Бога твоя душа, и не умиляется от них сердце, и не приходит к тебе духовное желание подражать по силе своему Небесному Богу и Отцу в Его свойствах, знай, что видение твое от демонов. И когда, если твое видение прелестное, ты с большой точностью исследуешь глубины своего душевного и телесного расположения и взвесишь их как на весах, ты увидишь, что тайно, сокровенно, очень прикровенно твое расположение склоняется к диавольским качествам и его похотениям. И все желание демона прелести заключается в том, чтобы потихоньку привести тебя к ним незаметно для тебя самого. По пословице, человек, дающий тебе воду, поливает и солому, а ты и не замечаешь того, что солома намокает. То же самое произойдет и с тобой, смиренный, если ты не будешь чрезвычайно внимательным.

Так же, возлюбленный, тщательно проверяй при помощи умилительной молитвы всякий помысл, который приходит к тебе справа будто от Бога, но о котором ты с достоверностью не знаешь, от Бога ли он или от диавола. Потому что даже тогда, когда помысл посещает тебя справа от Бога, чем больше ты трешь его болью твоей сердечной молитвы, тем больше он сверкает в тебе подобно жемчужине. И чем больше ты жжешь его своей продолжительнейшей и более умилительной молитвой, которую ты из глубины себя совершаешь ко Христу, чтобы стереть его в себе, тем больше он от твоей молитвы просвещается и сияет в твоем сердце. То же самое происходит и с чистым золотом. Чем больше его натирает и плавит ювелир, тем больше оно сверкает. Если же этот помысл, пришедший справа, от демонов, то, как только он опалится пламенем твоей сердечной и сокрушенной молитвы, тотчас ты увидишь, как он покинет тебя совершенно. Если же он не сразу покинет тебя, то сила его уменьшится и постепенно он сам исчезнет навсегда.

Посему и преподобные отцы, когда их обуревал помысл справа, испытывали его священной молитвой, которая, если помысл сей был от Бога, укрепляла его, а если от диавола, уничтожала его тут же. Если же, наконец, помысл этот был от могущественного демона и не стирался в -гот же час, то все же постепенно уничтожался в сердце священной сердечной молитвой.

Итак, когда ты, возлюбленный, непрестанно молишься в глубинах себя этой сердечной молитвой с умилением, ты не только не боишься демонов, ополчающихся на тебя со стороны греха тысячу раз, но не страшишься и когда эти демоны с коварством нападают на твою душу со стороны добродетели десять тысяч раз, желая с большей легкостью с этой стороны увлечь тебя в свои сети. Потому что тогда (когда ты непрестанна совершаешь умную молитву в сокровенности своего сердца) имя Христово находится в тебе и не допускает, чтобы коснулось твоего сердца или приблизилось к твоей душе какое-либо демонское лукавство. Посему говорит и Пророк: Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится. Богу же нашему слава, держава, хвала и великолепие ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМНАДЦАТОЕ

О том, какие духовные знамения бывают достойному и чистому иерею, благодаря которым он получает в душе истинное извещение о том, что он рукоположен законно (рукоположен же прежде всего благодатью Святого Духа) и что Святою Троицею принята его Божественная Литургия.

Благослови, отче

Когда чистый и достойный иерей входит  во святой жертвенник, чтобы принести Сына Божия в жертву Небесному Богу и Отцу Его, то есть когда он входит во святой алтарь, чтобы совершить Божественную Литургию, его невидимо окружает множество бесплотных и божественных Ангелов, которые с крайним благоговением прислуживают ему на протяжении всей Литургии. Святые Ангелы, как и диаконы, сами без иерея не могут совершить сего великого Таинства. Потому во время Божественной Литургии они и занимают место диаконов, которые прислуживают и помогают иерею. Иерей подобен здесь некоему великому царедворцу, а Ангелы — царским воинам и служителям.

Славой земного царя являются его полководцы и воины. А славой Христа, Царя царствующих и Господа господствующих, являются Его священство и Ангелы.

Потому мы и говорим, что священство почитается Ангелами подобно тому, как почитается Христос. Так и полководцы получают от воинов почести такие, какие получает земной царь. Когда земной царь даст кому-нибудь власть или отличительный царский знак, тогда все остальные его подданные почитают этого человека так, как самого царя. Так и когда Небесный Царь запечатлел священство Своей собственной славой, тогда священство было почтено честью, превосходящей всякую ангельскую честь, и славой, превосходящей любую ангельскую славу.

Иерей почитался и почитается Церковью, то есть добрыми и благоговейными христианами, как почитается Сам Христос. Потому что во время Литургии иерей—личность, вместо личности Христовой. Кто испытывает почтение и благоговеет пред иереем, тот почитает Христа и благоговеет пред Ним. А кто отвергает иерея, тот отвергает Христа.

Когда офицер земного царя входит в царские палаты,— входит с уверенностью и, приблизившись к царю, поклоняется и приветствует его с радостью. Потом же, сев рядом с царем, беседует с ним устами к устам, ухом к уху, оком к оку, любовью отвечая на любовь, так, как беседуют между собой два настоящих брата по плоти, любящих друг друга. И иногда полководец говорит царю, а царь слушает его с удовольствием. Иногда же царь говорит полководцу, а полководец слушает его очень внимательно и отвечает: «Да! Да, царь! Да будет так, да будет так!», как бы говоря: Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли. А царские слуги и воины, видя, как царь выказывает такую любовь к своему другу-полководцу, почитают полководца больше прежнего. Благодаря же тому, что слуги видят, как царь поддерживает полководца и как беседует с ним, они будут слушаться царя, почитать его и благоговеть пред ним, а слава царя умножится и укрепится до концов вселенной.

Потому и божественные Ангелы благоговеют пред иереем и почитают его. Ибо иерей дерзновенно беседует с Царем всех Иисусом Христом, с Тем, на Которого они не смеют взирать открыто, благоговея пред величием Его славы и будучи не в силах обратить свой взор на неизреченное и божественное сияние Его лика. Но достойный иерей собеседует с Самим Христом устами к устам, так, как искренний и горячо любимый друг беседует со своим подлинным другом. Как тот человек, который отличается смелостью и является близким другом кого-либо великого, приходит к нему и беседует с ним наедине, так и иерей, по благодати

священства имея дерзновение ко Христу, приближается к Нему и в таинственной беседе, то есть многой молитвой, в безмолвии и умеренным гласом, разговаривает с Ним о всех Таинствах. Ибо таким образом иерей произносит молитвы, что являет две вещи: одна—крайнее величие Того Лица, с Которым он беседует, а другая — чистую любовь и многое дерзновение, которыми он обладает.

Когда чистый иерей начинает литургисать, сердце его радостно скачет, потому что чувствует, Кого оно примет. А когда он облачится в священные ризы, сердце его становится неким слад-коточным источником, потому что из него истекает нечто весьма таинственное, весьма дорогое, весьма честное и весьма сладкое, что некто назвал елеем радости, и очень точно. Потому что сердце этого чистого иерея изнутри (то есть внутренний человек) неким умным образом, но как бы чувственно, помазывается елеем радости.

Посему такой иерей очень сладко и утешительно плачет о возлюбленном Христе. И чем больше он непрестанно плачет о дорогом Иисусе, тем более умножается и преумножается в нем сладость радования. Потому что слеза сердца, которой оно плачет, когда иерей беседует со Христом по-дружески, устами к устам,— эта слеза является вся радостью, вся ликованием, вся утешением, вся тишиной и вся сладостью и сердца и мысли. Христос проливает эту благодать как небесное миро на сердце, на умного и невидимого человека, то есть на душу чистого иерея, чтобы этой благодатью усладить его, дабы придать ему дерзновения подходить к Нему ближе и не страшиться огня Божества, как устрашился его Креститель Иоанн, не смевший коснуться верха Его главы, чтобы крестить Его, доколе Сам Христос не ободрил его словами.

Когда сердце чистого иерея плачет во время Литургии, оно плачет потому, что душа его увидела своего возлюбленного и дорогого Иисуса сладчайшего. Плачет потому, что обоняло божественное присутствие и неизреченное благоухание Христово. Ведь иногда, когда чистый иерей облачится в священную одежду, внезапно его обоняние настигает некое чудесное и неизреченное благоухание, отчего сердце его плачет подобно младенцу и тает от умиления и от пролития многих слез. Тогда благодаря этому благоуханному, неизреченному, божественному, небесному и духовному благоуханию божественный служитель славы Господа Христа понимает, что ему незримо явился Христос — Начальник божественного благоухания. А лучше сказать, что сердце этого благословенного иерея плачет потому, что, придя в него, Отец, Сын и Святой Дух обитель и жилище в нем сотворили. Оно плачет потому, что Христос как в зеркале показывает ему, в какой неизреченной и молниевидной славе Он поместит его, когда сподобит Своего Царства.

Тогда чем более живо иерей видит Христа просвещенными очами своей очищенной души, тем более его окружает благоговение пред Христом. А чем более его окружает благоговение пред Христом, тем сильнее он чувствует благодать Христову в своей душе. И чем более явно действует таинственно в его душе благодать, тем больше плачет его сердце. Потому что сердце его переполняется слезами, которые выходят наружу. И тогда сей блаженный иерей уже в голос плачет о сладчайшем своем Иисусе, тогда видно уже всем, как он орошает слезами свою священническую одежду. Тогда он слезами очей своих орошает святой престол и промокает слезы покровцами и воздухом, движимый некоей сердечной любовью, которую имеет ко Христу. Он как бы промокает слезы одеждами Самого Христа, тем самым показывая Ему, что всей душой желает быть вместе с Ним в нескончаемые века нескончаемых веков.

Ибо неким сокровенным и умилительным рыканием своего сердца он говорит Ему из души следующее: «Доколе, Господи мой, Господи, Ты оставляешь меня в этом мире и не забираешь меня побыстрее туда, где находишься Ты, сладкий мой Иисусе?». Он орошает слезами и сам святой, всесвятой, всенепорочный и превыше всего Святой Хлеб, когда, приклонившись для Причащения, он крестит этим Хлебом свое лицо. Сначала же он сладко целует его устами, потом прикасается к нему лбом и очами, правым и левым, и тогда уже причащается.

Иногда, когда он, держа в руках святой потир, причащается Пресвятой, Пречистой и Живо-точной Крови Христовой, из глаз его проливается столько слез, что случается какой-нибудь капле его слез, которые льются в тот час ручьем, сладко-сладко, с большой теплотой и утешением, упасть и внутрь священного потира. Проливая теплейшие и обильные слезы, он тихо-тихо с дерзновением говорит Христу: Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем. Господи, если Ты считаешь нужным, в этот час умиротворения возьми мою душу в рай и освободи меня от этого суетного мира. Как только душа моя увидела Тебя, мою Любовь и крайнюю мою Сладость, когда я приобщился Тебя, Господа моего и Бога моего, уже не желаю жить ни часа без Тебя, Света моего сладчайшего. Ибо Ты — Дыхание мое и сладчайшая моя Жизнь».

В этот час сей чистый и непорочный иерей умным образом является весь светом чистым и светом тихим. Тогда он помышляет в себе о неких великих, небесных и неизреченных вещах и изумляется, видя себя изменившимся и как бы бесплотным. Помышляя же о том, как произошло с ним это изменение, он снова проливает потоки слез.

Иногда же видит себя на воздухе, на один-два локтя от земли, и так, подобно ангелу Господню, совершает Божественную Литургию. И как только он увидит это, тотчас видение ускользает от него. Ибо лишь мгновение, за которое ты успеешь вздохнуть один или, самое большее, два раза, сей чистый иерей находится в этом созерцании и тотчас снова приходит в себя. А иногда он ощущает себя как бы невещественным — настолько легким кажется ему тело. Иногда же во время Причащения он весь становится радостью, весь — ликованием, весь — легким телесно и свободным духовно, весь дерзновенным, весь благим, весь незлопамятным, весь незлобивым, весь святостью и весь веселием.

Когда достойный иерей достойно приобщается Пречистых Таинств Христовых, в сердце его запечатлевается имя Христово, и уязвляется оно сладким жалом божественного эроса. Потому он желает и жаждет пролить свою кровь, если будет для того благоприятное время, ради любви к Самому Господу и Богу своему. Чашу спасения прииму, и имя Господне призову, сказал Пророк.

Когда чистый иерей приобщился Божественных Таинств и испил из чаши спасительной Крови Христовой, тотчас душа его стала как бы пьяной от небесного, уязвившись желанием Христовым. Потому иногда им овладевают эрос и любовь Христова, и он уже не желает знать ни об этом мире, ни о вещах этого мира. Ибо впредь, а наипаче в этот день, он помышляет все о Христе, и только о Нем. Он не желает совершенно пищи тленной, потому что его душа насытилась пищей, пребывающей в жизнь вечную. Его пища и питие — это Пречистое Тело и Пречистая Кровь Христовы. Его утешение — утешительная печаль и слезы, которые он проливает о своем Христе. Его наслаждение и пир — память и поучение Христовы.

Незримо рукоположенный свыше божественной благодатью иерей, Литургия которого угодна Богу, когда берет епитрахиль, благословляет ее и произносит молитву, приклоняя голову и полагая епитрахиль на свою выю, даже прежде чем возложит ее или уже после того, чувствует, как благодать Божия ударяет его и касается лба посередине, производя как бы некое сладкое и тихое вдуновение. Это вдуновение, как невещественное, кажется для тела превыше чувства, но его чувствуют мысль, сердце и душа, потому что оно производит на них духовное действие. Ибо как только прикоснется к его лбу эта благодать умного и божественного вдуновения, тут же на все тело иерея и на всю его душу переходит божественное действие епитрахили. Потому тогда священник становится радостным и веселым, исполняется надежды и умиления. Благодаря этому знамению иерей тогда сам понимает, осознает и получает истинное извещение о том, что Бог принимает его в качестве посредника и достойного священнодействователя Божественных и Пречистых Тайн Господа Иисуса, Которому он с крайним благоговением и многими слезами приносит жертву о своих грехах и о грехах всякой души, верующей во Христа.

Это знамение божественного утешения дается иерею не всегда, но только иногда и по временам, когда Христос благоволит утешить его этим добрым знаком. Ибо как во время дождя не всегда сверкают молнии, но иногда бывает много молний, а иногда — мало, так бывает и с достойным иереем и чистым служителем Господним. Потому что достойный иерей всегда является для Бога приятным посредником, и Бог слушает его. Но Он не всегда показывает ему благодать явно, то есть так, чтобы иерей чувствовал ее всегда. Это не означает, что Бог не всегда дает Свою благодать достойному иерею. Но у иерея, который желает почувствовать в себе явно благодать Божию, тело пусть будет умерщвлено телесным подвигом, сердце пусть будет сокрушено и изъязвлено понуждением сокрушенной молитвы, а мысль пусть будет соединена и неразлучна с памятью Божией.

Когда душа достойного иерея пожелает совершать священнодействие, тогда его дух священнодействует вместе с Ангелами неким неизреченным образом, невыразимым для слова. Потому что часто, особенно же когда он готовится (будучи всегда готовым) особо тщательным образом и так, чтобы его ни в чем не обличала совесть, даже в самом незначительном, тогда, говорю, внезапно и неожиданно, без его собственного моления о том Богу, отверзается око его сердца, и он видит самого себя оком души. Иногда он видит, что одет в полное иерейское облачение, несмотря на то, что чувственно на нем нет священнических риз. Иногда же видит, как отверзается крыша его жилища. Он видит, как отверзается небо и невещественные белоснежные существа приносят ему оттуда в честной, бесценной и небесной корзинке все священническое облачение. Они приносят ему небесные и боготканные ризы, дабы облачить в них к его духовному утешению и радости. Каково же это божественное священническое облачение, постигают своей душой только те, кто созерцают его, ибо увидели его очами своей души. Но словами они не могут выразить того, каковы эти ризы, ибо невещественные и небесные предметы суть непостижимые и неизъяснимые.

Душа видит их ясно и созерцает неложно, и знает сама в себе, что видела их, потому что видела, каковы они. Но мысль впоследствии, то есть после созерцания, только помышляет о том, каковы эти предметы, открывшиеся ей, но понять того в совершенстве не в силах, потому что не может проникнуть в их суть. Потому сказано: И не приходило то на сердце человеку. А иногда, когда достойный иерей облачен в священнические ризы, в исступлении они представляются ему божественным и невещественным облачением. Потому что иногда ризы, в которые он облачен, кажутся ему облачением молниевидным, иногда же — одеянием света, почему и сказано: Одежды же Его сделались белыми, как свет.

Когда чистый иерей, облаченный в священнические ризы, прежде возгласа «Благословено Царство...» кадит святой престол, иногда он некоторым неизъяснимым образом чувствует в своем сердце благодать Святого Духа, которая, коснувшись его сердца в начале Божественной Литургии, остается в нем ощутимо, производя неизреченное духовное и божественное действие, доколе не закончится Литургия. Иногда же эта благодать Святого Духа остается в его сердце почти на целый день, если сей истинный служитель Господень с великим вниманием относится к своим духовным обязанностям. Ибо таким образом он чувствует, что в тот день на нем почивает и действует в его сердце невещественно и неизреченно благодать Святого Духа. Посему тот день для него является днем духовного ликования, днем истинного веселия, днем живого утешения и невыразимой радости и наслаждения.

Следовательно, об этом дне, который сей человек Божий проводит вместе с благодатью Божией,— вместе с ней ест, спит сладко, сидит,— в который она сопровождает его, об этом, говорю, дне говорил и Пророк: Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь.

Духовная радость, которой исполняется сей чистый служитель Христов тогда, когда чувствует, что его утешает благодать Святого Духа, велика и свята. И радость эта неотъемлема. Никто не может у него отнять ее: ни человек, ни демон, никакая тварь — ни чувственная, ни умная. Об этой радости говорит Спаситель: Радости вашей никто не отнимет у вас. А иногда, когда достойный и чистый иерей совершает Проскомидию, вместе с неким чудесным услаждением сердца и мысли у него проливаются слезы.

Посему иерей, желающий неосужденно священнодействовать, должен иметь неосужденное жительство, то есть должен быть чистым и плотью, и духом. Мысль его должна быть просвещена обильными слезами. Ум его должен быть чистым, свободным и весьма возвышенным, дабы, если это возможно, всегда обращаться горе, в небесном. Сердце его должно быть обителью и сосудом Святого Духа. Помыслы—добрыми и полезными. Помышления — духовными. Поучение в Боге пусть всегда свивает себе гнездо в его сердце. Страх Господень да будет укоренен в глубине его. Любовь Божия да будет обитать в его душе. Он должен ненавидеть злое, отвращаться порока, поучаться в добре и творить благое. Чтение божественных словес пускай не покидает его. Заповеди Христовы да царствуют в нем. Как вкушает он Пречистое Тело Христово и устами своими пьет Пренепорочную Кровь Самого Христа, так да будет он чист в целомудрии тела и души.

Пусть помышляет о том, Чей он служитель и Кому он служит. Пусть боится своего служения и радуется о нем. Пусть трепещет плотью и радуется душой. Пусть тело его будет подчинено воле души, а душа подчинена воле Господней. Пусть он живет не сам в себе, но живет в нем Христос. Уже нея живу, говорит божественный Павел, но живет во мне Христос. Пусть он живет во Христе, и Христос — в нем. Пусть различными подвигами наказывает свою плоть, доколе не будут умерщвлены его злые страсти и не воссияет умопостигаемым образом луч чистой чистоты подобно молнии, так, как сияет вид и созерцание Ангелов. Вид Его был как молния, говорит Писание, и одежда Его бела как снег. Пусть священник ест ровно столько, сколько нужно, чтобы жить. Пусть его питание и обращение с самим собой будет таким чистым и трезвенным, чтобы даже во время сна противостоящий нам враг не мог уязвить его собственной же плотью, то есть плотской сластью. Потому что иерей, умертвивший свою собственную плоть и свои страсти, всегда достоин священнодействовать и, священнодействуя, всегда ощущает телесными чувствами и постигает умопостижимо силу Божественной Литургии. Но прежде всего иерей должен обладать крайним смирением и относить все, чего он достиг по действию благодати Христовой, действию Самого Христа, а не своему преуспеянию. Ибо сказано: Без Меня не можете делать ничего.

Часто сатана по зависти искушает иерея некими видениями во сне, чтобы в тот день воспрепятствовать ему совершить Божественную Литургию. Поскольку служение чистого иерея сильно пожигает действие сатаны, то сатане не терпится его искусить. Но священник, чтобы совершенно победить это сатанинское искушение, пусть постится на протяжении всей своей жизни и никогда не разрешает поста. И пусть совершает не только это, чтобы тело его очистилось от природной нечистоты, находящейся в нем, но еще пусть и его мысль и сердце непрерывно поучаются в умной и сердечной молитве. И как непрестанно идут часы, чтобы правильно показывать время и угождать человеку, так и в сердце иерея, чтобы угодить Христу, пусть непрестанно идет молитва.

Пост иерея, когда нет сердечной молитвы, не имеет такой цены, какой он обладает вместе с молитвой. Ибо когда пост сопровождает молитву и сопутствует ей, тогда изгоняет из священника демонов, искушающих его во сне, то есть освобождает его от страстей и соделывает его бесстрастным.

А это то самое, о чем говорит Господь: Сей же род изгоняется только молитвою и постом. Ибо, скажи мне, какой человек не имеет в себе этого рода страстей? И кто, всегда постясь и молясь непрестанно, не освобождается от этого рода страстей? Это видно из житий преподобных отцов, которые, раз и навсегда освободившись от страстей, благоугодили Богу. Ибо пост иссушает страсти, а молитва пожигает демонов, которые распаляют и возбуждают страсти.

Мысль иерея да будет всегда просвещенной, собранной и трезвенной. Уста да не опережают мысль. Очи его да будут просты и нелукавы. Ноги его да будут истинны и без соблазна. То есть пусть иерей имеет скромную и смиренную походку. Руки его да будут непорочны и да не берутся с лукавым любопытством ни за какой член и часть тела. И да не осязают они страстным осязанием никакой иной вещи. Когда же помысл говорит ему сделать что-либо подобное, пусть он вспомнит и пусть помыслит о том, Кого берут его руки во время Божественной Литургии, на Кого он взирает и пред Кем предстоит. Ибо если он помыслит о том и подобном тому, тотчас исчезнет из его сердца этот лукавый помысл. А лучше сказать, тут же исчезнет сатана, сеющий это в его сердце.

Как овцы без пастухов и без собак пожираются волками и иными дикими зверями, так и словесные овцы Христовы, то есть христиане, без священства и без молитв друзей Господних становятся умопостигаемой пищей и добычей демонов.

Поистине, благословенное стадо Христово! Священство — это великая помощь для всего рода христиан. Потому что когда достойный и чистый иерей Иисуса Христа и Бога Вышнего, проливая слезы, преклоняет чувственно и умно колени тела и души и молится Творцу и милостивому Христу о Его избранном стаде, ради которого Сам Христос пролил на Кресте Свою Пресвятую Кровь, тогда невозможно, чтобы Сам Христос не услышал его смиренного моления и умиленной просьбы, которую он совершает об этом стаде Христовом. Так и земной царь не может не прислушаться к молению и справедливому заступничеству своего великого военачальника и близкого друга, когда он просит царского снисхождения, чтобы не был разрушен некий город, достойный сожжения и разрушения. Поэтому когда Господь наш Иисус Христос умоляется теплейте чистым и достойным Своим служителем, который, как чистейшее масло, проливает пред святым престолом свои слезы,— как возможно, чтобы Он не прислушался и не исполнил его душеполезное и спасительное прошение? Волю боящихся Его сотворит, говорит Писание, и молитву их услышит Господь.

Когда чистые и достойные иереи и служители Господни умилительными молитвами стучат в двери Горнего Иерусалима, тогда небесные Ангелы тотчас подбегают и, отворив им двери жизни, вводят их и сопровождающих их внутрь. Потому что по благодати священства [которую Ангелы видят на иереях.— Ред.] они узнают, что являются рабами одного Владыки и служителями одного Таинства.

Ангелы сияют подобно молнии. Также и вид достойных иереев умопостигаемым образом сияет подобно свету. Пламень огненный суть Ангелы.

В душе пламенем огненным являются и достойные служители Господни, как написано: Творяй Ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный. Чем обладают эти Ангелы, тем обладают в своем невидимом и умопостигаемом человеке и достойные служители Господни. Ангелы окружают Престол Божества. И сии совершают божественное дело. Только в том они уступают божественным Ангелам, что облечены в бренное тело, которое вскоре, как чуждое, оставят чуждому (мы говорим о том, что чувственное тело они оставляют тому, из чего составлены чувственные элементы). Ангелы-хранители каждого христианина молятся Богу за те души, которые вверены им для их соблюдения. И достойные иереи молятся не об одной душе, а о всех христианских душах.

Священство должно быть (как мы уже сказали выше) сопровождаемо постом, и ему должна сопутствовать умная и сердечная молитва. Ибо если иерей всегда постится и непрестанно молится умно из глубины себя, тогда во время священнодействия он действительно чувствует в себе благодать Божию. То есть тогда он чувствует в себе некие духовные знаки Небесного Царства. Ибо тогда открывается в его сердце умное око, которым он как в зеркале (но на протяжении краткого мига) созерцает Таинства Божий, которые находятся горе, на небе, отчего Таинства Божий, которые для сердечного ока остальных людей являются сокровенными, незримыми и таинственными, для ока его сердца более не являются таинственными, незримыми и сокровенными, но становятся известными и явными. Потому впредь ум его пленяется там, в небесном, и пригвождается к тому, что ему открылось, вся сила его внутреннего человека.

Это то самое, что зовется «трезвением ума». Потому что после этого мысль не перестает созерцать и обращать внимание на то, что увидело внутри сердечное око. И сердце не прекращает желать и жаждать Того, Кто показал ему как в зеркале сокровенные для телесных очей Таинства. Поскольку зритель Божественных Таинств и свя-щеннодействователь Господень не может найти Бога действительно, то начинает с печалью сердца больше воздыхать из глубины. Ибо он не обретает возлюбленного Бога своего сердца, Который является для него совершеннейшей Любовью, сладким жалом которой уязвлено его сердце и ранена его мысль. Посему он из глубины себя рыкает Самому Богу, воздыхает от сердца, кричит и взывает с горькими и сладкими слезами, чтобы скорее переместиться от скорбей настоящей жизни к великой радости будущего блаженства.

Иной раз этот чистый иерей во время киноника, читая от сердца, с благоговением и четко молитвы ко Причащению, а именно: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго...» и остальное, смотрит своими телесными очами на Святой Хлеб и на Честную Кровь Господню. А умными очами он с бодростью смотрит на Почивающего в этих Страшных Тайнах Самого Господа славы, пред Которым он предстоит в этот час с крайним благоговением и трепетом, помышляя одновременно о Его непостижимой любви к человеку. Ради этой любви Бесплотный, воплотившись, дал человеку это святое Таинство, чтобы чрез него освятить человека и соделать его единым с Самим Собой. То есть чтобы причащением Своих Пречистых Тайн обожить человека. («Божественное Тело и обожает мя и питает: обожает дух — то есть душу, — ум же питает странно».)

Когда он размышляет с живостью об этом и подобном и поучается в этом весьма почтительно и смиренно, его окружает такое благоговение, которого нельзя передать словами. Вместе с тем, столько слез изливается из его очей, что, вытирая их руками, он смахивает их на святой престол, орошая ими антиминс, святой дискос, святую чашу, покровцы, звездицу, иконы и почти все божественное украшение святого престола.

Когда же происходит это с истинным другом Христовым и Его достойным служителем, тогда этот чистый иерей оставляет чтение молитв. Лучше же сказать, что от изобилия слез он теряет то место, где читал, и с великим благоговением умно из сердца произносит ко Христу следующие слова: «Да будут, сладкий мой Иисусе, эти смиренные мои слезы пред Тобою подобны миру жен-мироносиц, которые со слезами спешили к Твоему гробу. Да будут, Иисусе мой, эти сиротские мои слезы подобны чистому миру, которым помазала Тебя сестра Лазаря Мария, отерев Твои святые ноги власами главы своей, движимая некоей духовной любовью, возгоревшейся в ней, когда она увидела пред собой Тебя — совершенную и чистую Любовь. Да будут, Господи мой, эти слезы, которые от сердца приношу Тебе в сей час, приятны Тебе, подобно двум лептам той вдовицы, которую Ты ублажил за ее мужественное произволение, за то, что она отдала все свое имение и за две лепты купила Твое Царство. Да будут, Господи, эти скудные слезы, которые проливаются с теплотой сердца, благоприятны Тебе, подобно благоуханному каждению, о котором говорит Пророк. Да будут, Господи, эти теплейшие мои слезы, которые проливаю в этот час я, смиренный проситель Твоей милости, духовным обручением будущему Царству.

Ей, сладкий мой Иисусе! Твоей богатой милости я предаю свою нищую и смиренную душу, дабы Ты ввел ее в Свою радость. Большое огорчение имею о Тебе, сладкий мой Иисусе, оттого что Ты не забираешь меня поскорее туда, где Ты — эрос моего сердца и моего веселия.

Ты, Господи, знаешь очень хорошо, что, возжелав Тебя всею душою, я возлюбил Тебя от сердца чистою и нелицемерною любовью. Эта любовь Твоя стала для моего сердца неугасимым огнем, которым всегда горит и никогда не сгорает мое сердце.

И снова к Тебе, Господи мой, возвожу я умное свое око, ожидая от Тебя всякого духовного утешения. Никогда, никогда, сладкий мой Иисусе, Владыко мой и Боже, я не перестану молить Твою любовь, ударяя тяжелыми воздыханиями сердечными и рыканиями в двери Твоего милосердия, доколе не наскучу Тебе и Ты не заберешь меня часом раньше туда, где Ты — Свет мой сладчайший. Увы, Господи, увы и горе мне! Ибо очень удалено от Тебя мое жилище. Но освободи меня, молю Тебя, Господи, в этот час от уз настоящей жизни к блаженному и нестареемому блаженству Твоего Божественного Царства. И не задерживай здесь меня, которого Ты возлюбил Своей благостью. То, что Ты, Господи, обдал жаром Своей любви, разве не прохладишь росой Своего утешения? Ты оросишь, Господи, и дашь прохладу, если возьмешь меня к Себе, туда, где находишься Ты, Утешение мое.

Теперь к вам, божественным Ангелам и сослужителям моим, обращаю мое слово и спрашиваю вас не живым голосом, а потоком слез и сокрушенным сердцем. Скажите мне, где моя великая Любовь? Где, говорю, находится Бог моего сердца? Доколе Он будет оставлять меня, доколе будет обжигать меня Его любовь? Сейчас я исповедую пред вами, божественные Ангелы, боль моего сокрушенного сердца, ибо я решил в этот час не давать очам своим сна, дремания — векам своим и покоя — вискам своим, доколе не наслажусь Богом моим и Богом вашим так, как желает того душа моя.

Итак, скажите мне, прошу вас, небесные Ангелы, скажите мне, где сладкий мой Иисус, Которого я возжелал всем сердцем с того часа, когда неизреченно вкусил Его благости? Доколе Он будет скрываться от меня, доколе не приклонится ко мне Его милосердие? Он ради этой любви, приклонив небеса, сошел на землю, воплотившись от Приснодевы и светлой в душе Мариам Богоневесты. Но что случилось теперь, почему Он не является мне?

Где Ты, Иисусе мой, Иисусе мой сладчайший? Где Ты? Уже давно я не вижу Тебя, Того, Который всегда видит меня и Которого вижу я. Господи мой, Господи, да будет разорвано сейчас покрывало моей души, чтобы душа моя видела Тебя уже не как в зеркале, не как в видениях, созерцаниях и исступлениях, но явно, лицом к лицу. Чтобы она, припав в Твои святые и божественные объятия, не насытилась Тобой никогда, сладко лобзая Тебя, сладчайшего Иисуса моего и Бога моего. Ибо тогда она утолит свою неутолимую жажду Твоей любви.

Разве Ты не ответишь мне, сладкий мой Иисусе? Я вопрошаю Тебя: зачем Ты пришел на землю? Чего искал Ты в этом многоболезненном мире? Не скажешь ли мне Ты, Господи, истинная Премудрость Отца, что означает изречение из песнопения праздника Вознесения: «На раму, Спасе, заблуждшее взем естество, вознесеся, Богу и Отцу привел еси»? Посему возьми и меня, Господи, из настоящей жизни и, как Твое стяжание, которое Ты купил Честною Своею Кровию, тотчас поставь меня пред Богом моим и Твоим Божиим Царством. Ибо я, Господи, раб Твой (хоть и недостойный), я раб Твой и сын рабыни Твоей и наследия Твоего. Ибо и я — один от Твоего стада, Господи, ради которого много пострадав, Ты, сладкий мой Иисусе, Владыко мой, освободил меня от вечного рабства горькой смерти, по Своим богатым милостям даровав мне вечную жизнь.

Ты, Господи, не берешь меня к Себе, дабы я насладился Тобой так, как желаю того, душа моя сильно скорбит от разлуки с Тобой. Ведь Ты, Господи,— Испытующий внутренняя моя, желание и эрос сердца моего к Тебе. Почему же Ты отдаляешь от меня Свое Царствие? Да приидет, Господи, Царствие Твое ко мне сейчас. Ибо утроба моя сгорела от любви Твоей и желания Твоего наслаждения.

Что получится, Господи, если очень голодному человеку показать теплый и пышный хлеб, но не дать его в пищу? Может быть, он наслаждается тем, что видит его? Как же я насыщусь, Боже мой, Боже мой, когда Ты являешь душе моей Свою благодать на короткое время, а потом снова скрываешь ее от меня? Разве это не зной и огонь для меня? Я познал, Господи, познал и из малого и краткого явления Твоей святой благодати, которую, когда благоволишь, время от времени показываешь Своему смиренному рабу, очень хорошо уразумел, что Ты — ненасытимое насыщение всякого духовного блага.

Но теперь, Господи, когда я узнал То, Чем Ты являешься, почему Ты лишаешь меня этого и не позволяешь, чтобы я это имел всегда, вечно и присно, когда Ты переместишь меня туда, где находишься Ты — Бог сердца моего, ненасытное насыщение всякого духовного и неизреченного насыщения?

Что бывает, Господи, когда земной царь освобождает от уз осужденного человека и приводит его в свои царские сокровищницы, показывая ему все свое царское добро и обещая ему и некие иные великие и дорогие вещи, а потом снова сажает его в темницу, в которой заключенный не получает никакого утешения?

Какое утешение может иметь моя душа, сладкий мой Иисусе, сладкий нектар для моей души, когда Ты, Господь мой и Бог мой, только показываешь моей душе чудесную благодать и божественную сладость Твоего Царства (как бы разрешая меня от оков смиренного моего тела, чтобы ввести в простор Своего неизреченного Царства) и затем снова сокрываешь от моей смиренной души Свою божественную благодать, как бы запирая меня вновь в темницу этого жалкого тела?

Все зависит от Твоего веления, Господи. Все, чего бы Ты ни пожелал, исполняется тотчас. Ибо, Господи, что из того, чему Ты пожелал быть, не обрело бытия в тот же миг, как только Ты сказал и благоизволил? Ты, Господи, сказал, чтобы было сотворено небо, и тотчас стало так. Ты сказал, чтобы была сотворена земля, и она была сотворена. Слово Твое, повелевающее чему бы то ни было прийти в бытие, тут же становится делом. Сказано — сделано. Теперь, Господи, разве это великое дело — сказать одно сладкое слово и для меня, чтобы оно стало делом? Ей, Господи, сбывается, сбывается, потому что чего бы Ты ни пожелал, все сбывается. Ты Бог, Господи, и можешь сделать все, что пожелаешь. Бог наш на небеси и на земли, вся елика восхоте, сотвори,.0, если бы, Господи, то, чего возжелал от сердца Твой молитвенник, как можно быстрее дала мне Твоя благость! Аминь! Буди!».

Но, о блаженный иерей и служитель Господень! Ты поклоняешься Тому, увидев Которого сидящим на Престоле славы и воспеваемым мириадами мириад Ангелов, пророк Исайя содрогнулся от страха. Ты беседуешь дерзновенно с Тем, на неизреченную светлость Которого не смеют взглянуть Серафимы, покрывая двумя крыльями свои лица, двумя крыльями закрывая ноги, чтобы не опалиться от огня Божества, а двумя крыльями паря благоговейно вокруг Престола Божества. Они воспевают, поют, вопиют, взывают и глаголют: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! небо и земля полны славы Его!. Ты берешь и прикасаешься к Тому, взять Которого и прикоснуться к Которому невозможно. И, держа в своих руках Недержимого, всеблагоговейно возглашаешь: «Вонмем. Святая святым...» — и проливаешь из обоих глаз реки и потоки слез, которыми орошаются твое лицо и борода. Когда, проливая слезы, ты держишь Того, Кто могущественно держит и тебя и всю тварь, и когда видишь Того, Кто призирает на землю, и она трясется, тогда, прошу ради любви, которую ты имеешь к Раздробляемому тобой и Неразделяемому, помяни меня пред Тем, Который всегда ядомый и никогда не иждиваемый. Его, прошу тебя, умоли за меня, бедного, не имеющего и следа доброты, дабы Он во Втором Своем Пришествии, когда будет судить весь мир, обратил на меня милостивое и сладчайшее око. Ибо я, смиренный молитвенник твоей святыни, верю, что твою молитву Бог всегда слышит. Но более всего Христос близок к тебе в тот час, когда ты, совершая Божественное Тайнодействие, проливаешь пред Его божественным величием обильнейшие слезы и с чистой любовью умоляешь Его за всю вселенную. Лучшего и более подходящего часа для того, чтобы ты был услышан, не существует. Ибо в этот час Святой Хлеб — так я называю Пречистое Тело Христово — еще находится в твоих устах, очи твои ручьем проливают слезы, руки твои отирают святой дискос, твой язык и твоя мысль молятся и говорят: «Отмый, Человеколюбче, грехи, беззакония, прегрешения зде поминавшихся рабов Твоих (того-то и того-то)». Потому прошу тебя, служитель Вышнего, тогда замолви Христу словечко и обо мне и урони одну каплю слез о моей отчаявшейся душе. Ибо одной силой обладают твои чистые слезы, которые ты проливаешь на святой престол в этот час, и другой силой обладают мои слезы, скудные и не имеющие дерзновения. Потому что слезы, которые грешник проливает о своих грехах, подобны слезам блудницы, мытаря и прочих грешников, которые едва спаслись благодаря им. Но слезы, которые о любви Христовой проливает во время Литургии праведный, достойный и безукоризненный иерей, гораздо более честны и приятны Самому Христу. Такими были слезы Преславной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и слезы святого Иоанна Богослова, которые он пролил при распятии Христовом.

Но Ты, Господи Иисусе Христе, эрос, любовь, веселие и неизреченная сладость всех, любящих Тебя от всей души, умоляемый этими слезами, очисти и нас от всякого беззакония и греха и паче снега убели нашу потемневшую душу. Аминь.

Иногда чистый иерей и достойный служитель Господень, облачившись в священнические ризы и совершая священнодействие, в исступлении видит себя подобным пламени огня. Как только он узрит это видение, тотчас тает от умиления его сердце. Потому, доколе не закончит Божественной Литургии, он все пребывает в умилении. Так нам однажды рассказал некий иерей, которого после Божественной Литургии спросили, почему он во время великого входа на Херувимской песни, обходя с Дарами храм, пришел в такое умиление.

«Когда,— сказал он,— положив крестное знамение, я возложил на свою главу святой дискос, придерживая его левой рукой, и произнес: «Взыде Бог в воскликновении, Господь во гласе трубне», нечто уязвило мое сердце, и оно (мое сердце) затрепетало внутри с неким духовным ликованием. Снова же сотворив правой рукой крестное знамение, я взял в правую руку святой потир и, встречая его, произнес: «Сила. Святый Боже». При слове «Боже» снова возрадовалось радостью мое сердце, что и подвигло меня на умиление. Поворачиваясь с Дарами, чтобы выйти из алтаря для совершения входа, я смотрел перед собой со страхом и радостью. И в тот момент, когда я был крайне внимательным, смотря вперед, вот, вижу себя всего подобным огню. То есть мне показалось, что я весь, от ног до головы, был огнем, очень красным, таким, каким ночью кажутся раскаленные угли. Одновременно с этим вот я вижу снова себя подобным огненному пламени. То есть я весь был не просто горящим углем и не просто огнем, но одновременно и в то же самое время я был и чистым огнем, исходящим от раскаленных углей, и пылающим огненным пламенем. То есть я был и как огненное пламя. Я видел, что это пламя исходило из меня и возвышалось прямо над моей головой почти на аршин вверх. Я видел, что посредине этого пламени я держал дискос. Видя это, я изумлялся. Ибо во время созерцания я не знал, что это исступление. Но мне казалось, что это действительное явление, потому я пребывал в удивлении и восхищении.

Увидев это, вот я снова пришел в себя и тогда помыслил о том, что же это было, виденное мной. Размышляя, я понял, что это то, о чем говорит священный Пророк: Творяй Ангелы Своя духи, и слуги Свая пламень огненный. Тогда я из явленного исступления понял, что служители Господни, как мы называем достойных иереев, умно в душе являются пламенем огненным.

Как только я помыслил об этом, внезапно ко мне пришло такое великое умиление, что от слез ослепли очи мои и я не мог свободно идти на вход. Поэтому когда я вышел из алтаря и начал возглашать: «Всех нас да помянет Господь Бог наш во Царствии Своем», то от великого умиления, исходившего, истекавшего и скакавшего подобно роднику из моего сердца, не мог этого произнести.

Приложив большое усилие, я произнес эти слова с великим умилением. Когда же начал говорить: «Священство наше да помянет Господь Бог наш во Царствии Своем», не мог этого произнести из-за безмерного умиления, которое исходило из моего сердца чудесным образом. Понудив же себя силой произнести эти слова вслух, совершенно в этом не преуспел. Потому я вошел во святой алтарь, молча устами, но духом вопия и слезно взывая ко Христу: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». Этого Царствия да сподобимся все мы благодатию и щедротами и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Ему же слава и держава всегда. Аминь».

СЛОВО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

На слова: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих. Также о том, кто суть причастники Христовы, помазанные елеем радости, и по каким духовным знамениям может кто-либо понять умом то, что он помазывается елеем радости.

Благослови, отче

Поскольку (говорит Пророк) Ты, Христе, возлюбил правду, которая видится в общей любви к ближнему Твоему, и возненавидел беззаконие, которое усматривается в созданном по образу и по подобию Божию,— Тебя, Боже, хранящего совершенную чистоту, помазал Бог Твой елеем радости более причастников Твоих, то есть Твоих святых и последователей.

Теперь рассмотрим здесь, как Бог и Отец помазывает елеем радости, что это за елей радости, о котором говорится, и кого Он помазывает больше, а кого меньше, и почему Он помазывает их.

Когда Небесный Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа послал в мир Своего Единородного и дорогого Сына, помазал Его елеем радости более всех святых, которые тоже помазываются Богом елеем радости за свою чистоту и справедливость. А те слова, что Отец помазал Христа елеем радости более всех святых, означают великую любовь Отца ко Христу по причине единой сущности и совершенного послушания, которое Христос сотворил Своему Отцу. Поэтому Отец помазал Его елеем радости более причастников Его. Ибо кого Он любит больше, того и помазывает больше, и богаче оделяет дарами.

Ибо когда Господь наш Иисус Христос телесным образом был на земле, Он явил такой благодатный и сладчайший лик тем, кто взирал на Него нелукавым сердцем, что у тех, кто вкусил душой хотя бы раз сладость слов Христовых, которые Он произносил Своими пресвятыми устами, и был привлечен благодатью Его прекрасного лика, благодать эта уже не могла быть изглажена из мысли и сердца. Ибо настолько неизреченно и боголепно изливалась на Христа благодать (излился, сказано, благодать во устнах Твоих), настолько изобильно она почивала на Нем, что щедро и обильно передавалась от Самого Христа тем, кто искренно слушал Его и последовал за Ним всей душой.

Поэтому сказано: паче причастник Твоих, то есть: более причастников Твоих. Каждый из причастников Христовых и Его последователей помазывается Небесным Богом согласно его жажде Христа. Ибо из многих мест Священного Писания, из многих житий святых, где говорится о благодати, мы слышим, что она почивала на святых еще в этой жизни.

Вонми, слушатель, тому, какова эта благодать, или, лучше сказать, чем является то, что называется елеем радости, который имеют и имели в своей душе причастники Христовы, то есть последовавшие за Ним прежде и следующие за Ним ныне. Послушай, читатель! И из слова пойми суть дела. Ибо сказано: елей радости, и тем самым как бы подразумевается духовная благодать, которая вызывает неизреченную радость и божественное веселие у того, кто сподобляется ее.

Когда христианин строго соблюдает заповеди Христовы, тогда он становится возлюбленным Небесного Вседержителя Бога и Господа нашего Иисуса Христа. По этой причине Христос являет ему Себя Самого, как сказано: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам. Христос, как мы верим и очень хорошо знаем, есть сладость и неизреченное наслаждение наших душ.

Потому когда явит Себя нам, тогда приобщает нас и дает нам участие в Своем неизреченном наслаждении и Своей божественной сладости. А происходит это следующим образом.

Если ты приблизишь к своему обонянию несмешанное, чистое и благоуханнейшее миро, то приобщаешься его благоуханию и радуешься ему. То же происходит и тогда, когда нам являет Себя Христос (читающий да понимает это и чувственно и духовно, и на душе и на теле): мы приобщаемся Его благодати и Его веселия. И снова, те, которые обоняли, вдохнули в себя благоухание, приобщились и опьянели от благодати Христовой, то есть те, которые помазаны Христом елеем радости, приобщают и нас и передают нам некоторую часть той неистощимой духовной благодати, которую сами получили от Христа. Так, когда поднесешь свою руку к несмешанному миру и погрузишь в него, то и рука чудесным образом будет издавать благоухание подобно миру и радовать тех, кто чувствует этот запах.

Одно благоухание дает нашему обонянию само миро (то есть одно благоухание дает нашей душе Христос), и другое благоухание нашему обонянию подает то, что было погружено в миро. То есть другую благодать подают нашим душам святые Христовы, которые были облагодатствованы Христом и помазаны в своем внутреннем человеке елеем радости. А это (то есть тот факт, что святые, облагодатствованные Христом, чудесным образом даруют благодать тем, кто благоговеет пред ними и почитает их) является знамением святости тех, которые ходили прямым путем Господним. Этим знамением благоухания и духовной благодати Христос прославляет их среди людей. Потому что когда ты видишь, что их мощи и тела так благоухают, не будучи помазанными ничем благовонным, и подают душе такую благодать и радость, что ты приходишь в изумление и восхищение,— о чем это говорит и что знаменует собой, как не их близость и причастность ко Христу — Начальнику неизреченного благоухания и неистощимой благодати?

Теперь ты видишь, что те, чьи мощи благоухают, находятся рядом со Христом, являются Его друзьями, общниками и причастниками Христовых радости и веселия? Теперь посмотри, как во святых действует благодать Христова, когда они еще находятся в этой жизни. Господь наш Иисус Христос — праведнейший Судия, потому что каждому воздает в соответствии с добродетелью, которой тот обладает.

Воздаяние Его настолько правильно и справедливо, что даром Он не дает даже волоска. В этом ты уверяешься из того, что Христос сказал матери Иоанна и Иакова, сынов Зеведеевых, которая просила Христа, чтобы ее сыновья воссели один по правую Его сторону, а другой по левую. Ибо Христос сказал ей: Это не от Меня зависит, но кому уготовано. Смысл же этого таков: «О женщина, то, что ты просишь, чтобы Я для тебя сделал, бывает не так. Ибо Я, как праведный Судия, по правую сторону от Себя желаю посадить Свою Пречистую Матерь, а по левую — Своего Крестителя Иоанна. Ибо они во много раз превосходят твоих сыновей в добродетели и святости. Сын твой Иоанн — чистый и девственник, и поэтому Я люблю его больше всех остальных Своих учеников. Но Моя Матерь гораздо чище его и святее. Поэтому Саму Пречистую Матерь Свою Я, как Свою Матерь и Царицу, посажу по правую сторону от Себя. Ибо о Ней говорит Писание: предста Царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена. И Иаков тоже добр, добродетелен, и жительство его нравится Мне. Но весьма более добродетельный и лучший его тот, больший которого не восставал из рожденных женами. Это Иоанн, Креститель Мой, которого я желаю посадить в Своем Царстве по левую сторону от Себя».

Поскольку Бог судит с большой справедливостью, то ближе к Себе Он сажает того, кто добродетельнее остальных. А кого сажает рядом с Собой, тому и благодати дает больше и щедрее, чем остальным. Ибо Он больше изливает на него елея радости, чтобы этим самым лучше известить его о том, что имя его записано в Книге жизни и что он пребудет с Богом по окончании жизни настоящей. Посему сказано: Тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах. Он говорит «на небесах», а не «на небе», чтобы показать различные степени славы, которую каждый получит согласно своим добродетелям. Слова же «паче причастник Твоих» просто как бы говорят следующее: одного в этой жизни Бог обильно помазывает елеем радости, другого же — скудно. Каждого человека Он помазывает согласно его подвигу, его добродетели и его смирению. Этим Он уведомляет каждого, чтобы тот сделал вывод, на каком небе написано его имя, то есть какую славу он получит, когда покинет эту жизнь. Узнает же каждый, что его душа вкусила елей радости, по знамению, о котором я скажу.

Доколе человек не вкусил умно в своей душе и некоторым чувственным образом в своем сердце этот елей божественной радости, он тяжел по отношению к божественному, незрел и горек в духовном, труднодвижим к богоугодным делам, и сердце его весьма холодно. Оно холодно как по отношению к Богу, так и по отношению к святым. Когда человек вкушает пищу без масла, то пища кажется ему невкусной. Но если он польет ее маслом, она покажется ему вкусной и желанной. Так и человек, не помазанный в душе этим елеем радости, холоден и неудободвижим для слова Божия. Поэтому в миру много таких людей, которых тяготит слово Божие, а наиболее же пост, который является первой заповедью Бога и которым угодили Богу все святые. И некоторые настолько тяготятся словом Божиим и постом и не принимают поста, когда кто-либо говорит им, чтобы они постились, как будто бы им на спину возложили мешок, полный песка или очень тяжелого свинца. И я не знаю, как они забыли то, о чем говорит Христос: Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко.

Но это происходит с ними по справедливости, потому что в их сердце нет благодати Божией. Посему они тревожатся, и делание заповедей Божиих кажется им трудным.

Но тот, кто сначала понуждал себя к слову Божию (От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его), и возжелал погубить себя ради любви Божией, и, так спасая свою душу, получил в душе благодать Божию, а в сердце — елей радости, что мы называем обручением Небесному Царству, то есть получил в своей душе Духа Святого,— такой человек ревностен в слове Божием. Он неленостен и ревнует о духовном. А таковым он является потому, что как только вкусит его душа благодати Божией, и сердце в это же время вкусит елея радости, который возвеселяет, умиротворяет и услаждает как его внутренние чувства, то есть внутри его тела, так и чувства его души: он становится весь радостью и весь веселием, что отражается на лице его сердца и лице его тела.

А это то самое, о чем сказано: «Возвеселити лицо в елее». И в другом месте: Сердцу веселящуся, лице цветет. Скажи мне: крайний воздержник, который сияет от духовной радости и веселия, истекающего из его души, постник в земных пище и питии,— каким он представляется суждению твоего сердца и рассуждению твоего ума? Разве не кажется тебе, что это происходит от благодати Божией и утешения Святого Духа?

Ей, это истина! Ибо если кто-либо, одержимый ревностью, страстью зависти и высокомудрия (какими были иудеи, действовавшие против Господа), притворяется, будто не понимает, по какой причине это произошло с ним, и посему молчит или говорит то или другое, согласно своей страсти против подвижника, то тогда бессловесные животные самим делом засвидетельствуют истину, согласно слову Господню: если они умолкнут, то камни возопиют. Потому что даже дикие и лютые звери, как только увидят лик такого [исполненного благодати.— Ред.] человека или услышат его голос, делаются у него ручными и становятся безобидными, как ягнята, потому что благоговеют пред его ликом, видом и голосом.

Но все это относится к елею радости Божией. Теперь же поговорим немного и о елее диавольском. Бог умащает Своим божественным елеем главу человека (умастил еси елеом главу мою), то есть благодать Святого Духа услаждает мысль чистого и мудрого человека и этим духовным наслаждением укрепляет его на всякое духовное дело и святое предприятие, а диавол умащает своим нечистым елеем главу распутного и блудного человека. То есть он услаждает его мысль плотским и подвигает его на совершение тех постыдных дел, о которых, по божественному Павлу, стыдно и говорить. Об этом диавольском елее Пророк говорит следующим образом: елей же грешнаго да не намастит главы моея. Ибо диавол, чтобы надежно уловить человека в свои сети и с легкостью привлечь к себе, сначала ласкает его голову. Сперва он помазывает его голову, то есть его мысль, «елеем» сладострастия, который мысли человека действительно представляется елеем, то есть сладким. Но в действительности он не сладок как елей, а более похож на деготь, который горче желчи. Диавол сначала услаждает, как мы сказали, мысль человека сладостью похоти. А когда мысль с радостью примет прилог сласти, то есть победится плотским любопытством и насладится им, тогда похоть диавольская тотчас опускается до самого сердца. И когда укоренится в сердце человека плотская похоть, а лучше же сказать, диавольская похоть, тогда посредством сердца человека диавол, когда бы ни пожелал, подталкивает его к блуду.

Об этом самом говорит Христос: кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Когда же произойдет это с человеком и сладострастие укоренится в его сердце, то диавол, когда бы того ни захотел, впоследствии легко подталкивает его к телесному блуду, что является смертью души.

Поэтому и божественный Апостол говорит следующее: каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть.

Чтобы не дойти до этого, пусть человек сразу же отвергает от своей мысли и от своего сердца сладострастие и злую похоть, которая называется елеем диавола, то есть предтечей греха и дорогой блуда. И пусть говорит Богу, молясь от сердца и со слезами: «Елей же грешнаго да не намастит главы моея. Покрый меня, Боже мой, благодатью Своею и не попусти, Господи мой, злой похоти укорениться в моем сердце. Наипаче же, Боже мой, помажь сердце мое елеем радости, а на главу мою пролей елей чистоты, дабы усладилась беседа моя в Твоей памяти, в Твоем поучении, чтобы день и ночь поучаться мне в законе Твоем. Ибо всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше от Тебя, Отца светов. И Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, Единому Божеству, в трех Лицах нераздельно обретающемуся, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».

Неизвестный афонский исихаст. Трезвенное созерцание. Москва. Изд-во Московского подворья СвятоТроицкой Сергиевой Лавры, 2002.