Alexander,
Igor, я хотел бы услышать о мыслечувствии больше, в частности, что о нем говорили свв отцы и подвижники.
Итак, я тут ввернул
мыслечувствие, которое вряд ли найду у «свв. отцов и подвижников»
, хотя оно в меня как-то в-влезло. Помню, в школьные годы вскочил у меня на глазу обыкновенный чирей, а вместе с ним втемяшилось в меня незнакомое словечко «конъюктивит», с которым носился, пока мой чирей не заставил меня обратиться к врачу. А врач ошарашил меня диагнозом... «конъюктивит»... Но это так, предисловие.
Cейчас буду оправдываться.
Понятие «мыслечувствие» (мысле-чувство) сформулировалось у меня в контексте сказанного
Евгением:
Правильная молитва такая, когда ты выходишь из нее точно таким же, каким вошел, но тем не менее другим человеком. Точно таким же -- с точки зрения чувств, мыслей и ощущений, так как ничего из этого за время молитвы не промелькнуло в твоем уме и сердце или не оставило там следа. Другим -- потому, что ты полностью изменился в том плане, который выше чувств, мыслей и ощущений. Когда это изменение произошло непонятно: во время молитвы ничего не менялось. Оно, это изменение, произошло неприметно, помимо тебя и твоей воли, в другом времени и на другом плане бытия.
(См.
http://www.hesychasm.ru/forum/viewtopic.php?t=1120)
Нахожу эту «правильную молитву» промежуточной (имхо!). Это «верхнее» состояние деятельной молитвы. Далее... пропасть. Можно перед пропастью «упереться» и ... начинается
стояние. Это стояние двусмысленно. С одной стороны, оно активно ( подвижник не падает), с другой – нет движения далее. С одной стороны подвижник констатирует свое внутреннее изменение и чистоту помыслов, с другой – ощущение пустоты (
avatar: «и внутри вроде как пустота») и отсутствие (еще) внутреннего мира. До этой пропасти, можно сказать, человек шел сам. Но тут он с горечью замечает, что его упражнения
«мало полезны» (1 Тим. 4, . В одном месте
Евгений признает, что «подвиги сами по себе бесполезны».
В другом он говорит:
«Безмолвие, я думаю, не вытекает органично из внешней молитвы».
Но далее, все-таки, добавляет:
«Оба эти делания -- безмолвие и самодвижущаяся молитва -- проистекают сами из себя, и это, я думаю, основной показатель перехода от внешнего делания к внутреннему».
Вот тут-то и вся загвоздка! Безмолвие и самодвижущаяся молитва сами из себя не проистекают. Тут пропасть! А мост между «аскетической» (относительной) чистотой сердца и настоящим трезвением («блаженны чистые сердцем») прокладывает «блаженство милостивых» (ср.:Мф. 5 гл.). Лишь только милостивое сердце безмолствует и сподобляется
созерцания (сформулированное мною, наверное, не совсем точное «мыслечувствие»).