Стадия "умирания" самости растянута по событиям, времени, состояниям. И умирание ее - это не сжимание, а расширение и утончение, перестройка и замещение.
Прежде всего, а дали ли мы, где бы то ни было, определение самой этой самости, прежде чем заводить разговор об её якобы
умирании или изведении из нашего сознания?
Мне это слово видится чисто техническим термином, по не очень понятной причине укорененной в общепринятой системе понятий и ценностей.
Вместо попытки дать содержание понятию «самость», мы гораздо легче можем определить, что такое личная индивидуальность, проще говоря - личность.
Легко видимы грани и проявления у разных людей того, что наш мэтр
Keleynick называет коротким красивым латинским словом
ego, на самом же деле имея ввиду не то, чем это переводится с латыни, а именно «
Я», а естественное желание индивида, отделенного ото всех, сохранить (охранить) неприкосновенным свое положение в любой ячейке социума, и причем, любой ценой. Вот этому-то свойству личности (всего лишь свойству), нацеленной на сохранение собственного пространства, и присвоено звание «самости».
«Гражданка, вы пнули меня вашей грязной сумкой! – Но ведь такая давка здесь в вагоне, куда мне деться-то прикажете!!!?»
Или на более «интеллектуальном» уровне: «Ну, батенька, вы сейчас такое сморозили, что Шопенгауер под этим уж точно не подпишется! – Вы бы не морочили мне голову, изображая будто читали Шопенгауера!» Суть одна...
Если кто-то очутился на необитаемом острове, то самости у такого
нет как и не бывало.
Она почему-то потребна только при общении с себе подобными двуногими прямоходящими, причем, начиная с самого нежного возраста: «Отдавай-ка мою игрушку!», «Не входи ко мне в комнату!».
Крайние проявления можно встретить в переполненном травмае или в местах массового заключения. Люди, насильно прижатые друг к другу, стремятся разделиться во что бы то ни стало, и если пространственно этого сделать невозможно, то в ход идет превосходство ego.
Стоит ли нам всерьез обсуждать умерщвление того, что легко
исчезает даже при мысленном эксперименте одиночества?
Оставаясь один на один с собой, добровольно или вынужденно, невозможно не только применить к самому себе собственную самость, но даже и эгоизм. Остается, видимо, только ego или, другими словами, личная индивидуальность.
В опыте одиночества исследователь может начать знакомиться со своей личностью, а также может натолкнуться на факт своего
единства со всем сущим.
Человек, в результате действенной молитвы, убедившийся в том, что он есть неотъемлемая часть удивительного и огромного живого организма, именуемого Церковью Христовой, начинает мало-помалу понимать даже на клеточном уровне, что нет так наз. «другого» или чужого, и поэтому нет необходимости ограничивать и охранять собственное пространство, не важно как называть эту форму защиты: самость или эгоизм.
Эмпатия становится естественным, пусть поначалу не слишком удобным, свойством такого человека.
