Питириму. Простите меня, что я неясно или не к месту излагаю мысли святых отцов и вызываю ваше несогласие и возмущение безрассудством.
К сожалению, мне ой как далеко до внутреннего мира. Я только стремлюсь к нему, как и вы. На этом пути я успел потерять доверие к своему уму. Увы мой идол, на которого я уповал в деле моего спасения, вдруг, предстал предателем, стоящим на службе у лукавого и похотям моих страстей. Каждый мой помысел пронизан лукавством.
Нет доброго дерева, которое приносило бы худой плод; и нет худого дерева, которое приносило бы плод добрый (Лк.7-43) Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода? (Иак. 3-11). Может ли худой ум, поврежденный грехами, рождать помыслы добрые и служить ориентиром в повседневной жизни? Может ли поврежденный страстями ум отличить добрый помысел о человеке от худого осуждения?
«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1 Кор.13-12). Согласитесь, гадаем и только. Весь круговорот нашей мирской жизни пронизан лукавым помыслом моего ума, исходящим от лукавого сердца.
Господи, отыми от мене весь помысл лукавый видимого сего жития. (Молитва 4-я, св. Макария Великого)Вы говорите, что это
финиш. Согласен. Это финиш прежней жизни, в которой я уповал на свой ум. Но это и
старт упования на Бога.
Только в молитве, в общении с Богом мы можем получить истинное понимание осуждения и рассуждения. И такое понимание не описывается словами и понятиями внешней жизни, ибо оно опирается на опыт внутреннего делания. Это понимание приходит во время молитвы
как достоверное объявление неизвестного и устранение сомнения. (Лествица 28-42). Понимание приходит, но выразить его словами не получается.
Где грань между осуждением и рассуждением? Если я правильно понял, вы хотите понять умом и найти словесное определение грани, которое можно было бы использовать в повседневном круговороте мирской жизни в качестве ориентира для рассуждения и действия.
Опытные всегда рядом и они дают такие ориентиры как следует рассуждать и действовать. Это святоотеческий опыт. Сошлюсь на Никодима Святогорца из его «Невидимой брани»:
«
Никогда ни в чем не должно верить себе самим и надеяться на самих себя».
«Потому апостол Павел и внушает нам: не бывайте мудри о себе (Рим. 12, 16). Ненавидя же это злое в нас самомнение, Бог ничего, напротив, так не любит и так не желает видеть в нас, как искреннее сознание своей ничтожности и полное убеждение и чувство, что всякое в нас добро, в нашем естестве и нашей жизни, происходит от Него единого как источника всякого блага и что от нас не может произойти ничего истинно доброго: ни помысл добрый, ни доброе дело.»
«Всякое другое расследование и разузнавание есть порождение и пища самолюбия и гордости; это – узы и сети диавола, который, видя, как воля тех, которые внимают духовной жизни, сильна и крепка, покушается победить ум их такими любопытствами, чтоб таким образом овладеть и им, и тою. Для этого он обыкновенно влагает в них мысли высокие, тонкие и изумляющие, особенно тем из них, которые остроумны и скоры на высокоумничанье. И они, увлекаясь удовольствием иметь и рассматривать такие высокие помыслы, забывают блюсти чистоту своего сердца и внимать смиренному о себе мудрованию и истинному самоумерщвлению: и таким образом, будучи опутываемы узами гордости и самомнения, делают себе идола из своего ума, а вследствие того мало-помалу, сами того не чувствуют, вдаются в помысл, что не имеют уже более нужды в совете и вразумлении других, так как привыкли во всякой нужде прибегать к идолу собственного разумения и суждения.»
«Прежде же всего надлежит нам теплейшую и чистейшую воссылать к Богу молитву, всеусердно моля Его, однажды, дважды и многажды, просветить тьму нашу и вразумить нас. Трижды помолись, говорят великие старцы – Варсонофий и Иоанн, и потом, куда склонится сердце твое, то и делай.»Это руководство к рассуждению и действию не только для монахов, но и для жизни как в центре, так и на краю ее круговорота, так и в безмолвии и тишине. Ибо един идеал Христов.
«Но оставим, Друг, это препирательство. Лучше подведем итог рассуждениям своим. Итог этот такой. Монашество никакого нового христианства не создает. Христов идеал для всех совершенно один. Равно все христиане могут восходить на все ступени нравственного совершенства. Думать, что миряне могут достигать лишь средних ступеней, а высшие доступны только монахам, ? я считаю нелепым. Все обеты монашеские это те же самые общехристианские обеты, потому что спасаться должны все, а для спасения необходимо отречение от мира страстей и нужна аскетическая борьба с грехом. Монахи от мирян отличаются только обетом безбрачия. Но и этот обет не вносит чего-либо нового в моральном смысле, потому что безбрачие лишь один из путей жизни наряду с путем брачным. Оба эти пути сами по себе не делают человека святым или грешным. Унижать в нравственном смысле один путь пред другим ? крайне не умно. Каждый избирает тот путь, который он считает для себя более удобным.»(Архимандрит Иларион. "Единство идеала Христова. (Письмо к Другу)"
http://www.sanaksar.ru/lib1004.html)
Я избираю путь недоверия своему мнению и отсечения всякого помысла о людях и особенно по виду доброго. Стараюсь "
иметь сердце упраздненным от всякого помысла, даже по-видимому доброго, как сказал св. Исихий Иерусалимский; ибо по опыту известно, что за допущением безстрастных – добрых помыслов следуют и страстные худые: вход первых отверзает дверь и вторым" (Нил Сорский. О спасении души)
Спаси Господи.
