СОДЕРЖАНИЕ

Составил пустынножитель Кавказских гор схимонах ИЛАРИОН

На горах Кавказа

ГЛАВА 39 О ВЕРЕ В БОГА, ПРИОБРЕТАЕМОЙ ПУСТЫННИКОМ В ОПЫТАХ ЕГО ЖИЗНИ

Вопрос: хотя, конечно, пустынник должен иметь все добродетели и ещё в большей мере противу монастырских монахов, не говоря уже о мирянах, но какая именно есть та добродетель, собственно ему принадлежащая, по роду его жизни на Земле?

Ответ: вера в Бога, или вернее в Промысл Божий, бдительно пекущийся о всех тварях, равно и о всех нуждах пустынника - духовных и телесных, что он явственно усматривает в самом действии и во всём течении своей жизни и без чего ему никак нельзя было бы прожить в пустыне ни единаго дня. И эта уверенность его в Промысл Божий есть такая крепкая и несокрушимая, как тысяча гор, одна против другой стояпця высотою до Небес. Она приобретается действительным опытом всей его жизни, когда он ежечасно видит над собою руку Божию, носящую его посреди многочисленных опасностей, среди коих обретается его житие. Видел он своими очесы, как миновались многажды смертныя опасности, бывшия ему на пути. Как при переходе чрез быстрыя и глубокия реки, держимый Божиею силою, оставался невредим. Заблуждаясь почасти в дебрях, лесах и горах, при неимении пищи и воды, оставался жив и благополучен. Как звери, окружившие его хижину, в продолжении полутора суток хотя не дали ему возможности выйти на свободу и был он аки в плену и темничном заточении, но не смели причинить ему ни малейшаго вреда, потому что не было на это Божия изволения.

Как медведь, лежавший на тропе, по которой шёл пустынник, хотел было не пустить его, ставши на задния ноги и разинувши пасть, чтобы этим устрашить его и воротить назад, но лишь только пустынник оградил его крестным знамением, зверь как стрела бросился в сторону и исчез, как бы гонимый огнём.

Как однажды пустынник, идя косогором, увлечён был крутизною и обрывом места на низ и внезапно попал в логовище громаднаго змия и обнял его руками своими, упавши на него. Змий же, испугавшись, бросился бежать с быстротою стрелы, ужасным свистом и шипением наполняя воздух.

Другой пустынник подвергся подобному же приключению, сорвавшись со скалы в берлогу медведицы, кормившей своих детёнышей. Та не испугалась, но начала рвать пустынника на клочки... Тот же, видя неизбежную смерть, обратился в скорейшее бегство; зверь за ним, а сей прыгнул со скалы и упал в речку; вода охранила его, и он остался невредимым, не разбившись о камни, только сильно был перепуган нечаянным приключением. Хотя речки на Кавказе вообще неглубокия, но гонимому зверем пустыннику, конечно, промышлением Божиим, пришлось упасть именно в глубокую яму, наполненную водою: не случись этого, то разбился бы о камни.

Ещё в другой раз молодой послушник возвращался из станицы в пустыню к своему старцу. Дорогою заблудился, что так часто бывает со всеми нами, зашёл в дебри - балку и лесную чащу, и здесь встретил его барс; сей же, по неопытности своей, подумал, что это собака; удивляется красоте зверя, как он расписан и пушистому хвосту его; тот же стоит и смотрит на него,- и сей также. Долго стояли оба, друг на друга смотря; наконец зверь, как бы услышавши запрещение Божие, тихо и спокойно пошёл своею дорогою.

Этот же послушник в другое время наткнулся лицом своим на бежавшаго кабана, необыкновенной величины, и до того перепугался, что едва, говорит, умом не тронулся.

Всё это и многое другое видя, примечая и разсуждая, пустынник во очию и осязательно уверяется, что хранит его Господь на каждом шагу как птица чад своих, распростерши над ними крыла свои. Уверившись же в этом несомненно и самою действительностию, он уже как бы естественно возлагает на Господа всё своё упование, поставляя себе в обязанность всякую вещь - малую и великую - испрашивать у Его благости.

Утвердивши в себе такую надежду, отселе он является аки лев, не бояся никакой опасности, ибо в Господе утвердилось сердце его, вознесеся рог спасения его.

Святый Исаак Сирский говорит: "никогда человек не познает силы Божией, находясь в покое и свободе, и ни где Бог не являл ощутительно действительности Своей, как только в стране безмолвия и в пустыне, в местах безлюдных, лишённых молвы и людских сходбищ".

Действительно, это драгоценное состояние - то есть таковую несокрушимую веру в Бога и надежду на Его Отеческий неусыпный промысл - едва ли где-нибудь можно приобрести, кроме как в пустыне, в которой человек поставлен лицом к лицу противу всех опасностей, лишений и скорбей, и во всём этом неприкровенно видит действующую силу Божию.

Состояние и действие этой веры можно уподобить таковому явлению: если, например, камень громадных размеров будет пущен с верху высочайшей горы вниз, то можно себе представить ужасающую силу его стремительнаго движения!... Как он на пути всё ему встречающееся ломит, сокрушает и уничтожает. И пожалуй, можно сказать, несть силы, могущей его остановить на этот раз в его стремлении; вот таковаго же свойства должна быть и вера пустынника - сокрушительная и истребительная для всего противодейственнаго жизни его.

Утверждаясь на словах Всемогущаго, она силою Его может творить всё из ничего. И это действительно принадлежит неотъемлемо вере, по слову Самаго Господа: "вся возможно верующему" (Мк.9:23.) А если всё возможно, то, конечно, из сего не выключается ничто - разумеется только достойное Бога и духовно-нравственной природы человека. Здесь она как бы некоторым образом облекается во всемогущество Божие и потому производит дела великия и вышеестественныя. В сем смысле святой Амвросий говорит: "вера толико имать, елико верует". И она, действительно, показала миру свою чудодейственную силу, как говорит святой Исаак Сирский: "шествовала по хребту моря, как по суше, входила в огонь, не терпя никакого вреда.

И каких только вышеестественных дел не показала вера?... Отнележе Христос поживе на Земле, он сказал, и слово Его истинно: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю и той сотворит (Ин.14:12)".

Утверждаясь же на словах истиннаго, неложнаго Бога, она настолько крепка и сильна во своей внутренней силе, что ничто не может сравниться с ея крепостию и убеждением. Насколько тверды основания Неба и Земли, но она и ещё крепче сего...

Вера, по учению Святых Отец, двояка: 1-я догматическая, в которую все мы крещаемся, пребываем, и в которой бы нам и отойти, дал Бог, в будущую жизнь.

Она содержится в Символе Веры, в определениях Вселенских Соборов, в Евангельском учении Христа Спасителя и Святых Апостолов и в таинствах святой Церкви. Разъяснение же ея можно найти в Православном Исповедании, Катихизисе и в Богословиях. Определение ей должно быть таково, что она есть несомненная уверенность наша и непреклонное убеждение сердечное в непреложной истине всего, что содержится в Божественном Откровении, что всё то, что сказал Господь - Сам ли непосредственно или же чрез святых Своих учеников и Апостолов, то твёрже Неба и Земли и непреложно, как Сам Бог неизменен в существе Своем, совершенствах и во всех советах Своих.

А вторая вера есть и называется - деятельная или сердечная, которую приобретает человек по многим опытам и трудам, своей духовной жизни. Ей святой Исаак Сирский даёт такое определение: она возсиявает в душе от света благодати, свидетельством ума подкрепляет сердце, чтобы не колебалось оно в несомненности надежды, далёкой от всякаго сомнения.

Говоря проще: это есть несомненная надежда в получении просимаго нами от Бога, когда человек не имеет ни малейшаго сомнения в том, что непременно получит то, чего просит у Бога.

Собственно же говоря, это есть одна вера - единая, нераздельная. И последняя утверждается на первой, как на своём основании и без оной быть и состоятся не может.

Вера в своём правильном течении по степеням возвышения приемлет силу и свойство как бы осязаемости, и здесь она называется верою созерцательною, тогда как прежде была верою от слуха (Рим. 10:17.).

Здесь, на этой степени, сердце или чувство души, сорастворяясь, проникается истиною и получает в ней всецело несомненную уверенность, потому что зрит её своим духовным оком, как и мы смотрим телесными глазами на вещественные предметы; или как, прикасаясь рукою к чему-нибудь, чувствуем свойство предмета - мягкость его или же твёрдость. Так и вера зрит духовные предметы в их внутренней существенности и не очами плоти, а внутренними очами сердца, коим открыт бывает духовный мир. В духе нашем есть способность к восприятию сверхчувственнаго. Она непосредственно приемлет впечатления из духовнаго мира - на подобие того, как наши телесныя чувства приемлют впечатления от чувственных и видимых предметов.

Если сия способность наша находится в здравом состоянии и не омрачена грехом, то мы имеем такую же лёгкую возможность убеждаться в были предметов духовнаго мира, как убеждаемся в были чувственных земных предметов, при посредстве своих телесных чувств, потому что, как наши телесныя чувства, непосредственно соприкасаясь предметам мира сего, приемлют соотвтственныя впечатления, так и сия способность наша, устремляясь в вышечувственный мир, непосредственно получает оттуда ощущения, согласныя своей духовной природы. И Бог, действуя на сию нашу способность, являет Себя нашему духу, а мы, приемля сие действие, молитвою можем удержать его на себе; и молитва есть средство общения и единения нашего духа с Богом.

Поэтому и вера в Бога не есть какое-нибудь мысленное построение понятий или логический вывод доказательств или какая-либо мысленная уверенность. Вся эта работа производится в голове. Нет! Но это есть чувство сердца или живое ошущение нашим духом бытия Божия. Или ещё более: она есть самая сущность нашей души, коренная ея природа, и внутренний закон, написанный на сердцах народов,- так как без мысли о Боге душа наша не может быть человеческою, а будет тогда скотскою. Человек потому и есть человек, что ему прирождена вера в Бога, а без этого он не отличался бы от животных.

 

СОДЕРЖАНИЕ
ВПЕРЕД
http://www.hesychasm.ru/index.htm
 

 



Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru