Хоть разговор в этой теме принял горячий оборот, хотелось бы добавить кое-что. Фанатизм – явление конечно неприятное, но мы могли бы с большим пониманием отнестись к нему и возможно найти выходы из его ловушек, если попытаемся понять подоплеку этого явления. Мне думается психологический корень фанатизма лежит в следующем. Религия есть некий метод спасения и духовного исцеления, требующий от человека колоссальных жертв и усилий, и в то же время требующие от человека веры в совершенно неочевидные и недоказуемые идеи. Человек перестраивает всю свою внутреннюю и внешнюю жизнь на основе чистой веры в эти идеи. Он должен твердо верить что именно его вера и его традиция может его спасти, иначе для чего ему прилагать столь титанические усилия и стольким жертвовать? Особенно это справедливо на начальных этапах пути, когда человек еще не имеет досаточно удостоверений в своей вере из духовного и молитвенного опыта, не имеет достаточно опыта благодати. Вполне понятно что любая попытка со стороны поколебать эту веру вызывает в человеке панический страх и реакцию отторжения и самозащиты. И это совершенно естественная реакция, этих людей вполне можно понять. Именно поэтому явления фанатизма наблюдаются чаще среди тех кто реально пытается жить в соответствии со своей верой, и реже среди тех кто просто рассуждают или философствуют по вопросам веры.
Очень часто также борьба с фанатизмом, противостояние ему в свою очередь превращается в своего рода фанатизм, когда «мыслящие широко» опускаются до уровня тех кого они критикуют и заражаются их воинственной страстью противостояния. Опыт показывает что модернисты и борцы с фанатизмом на деле бывают не менее фанатичны чем их оппоненты (взять хотя бы Шмемана, Скобцову или ситуацию в Суроже).
Есть и другой аспект проблемы – поведение которое может показаться со стороны фанатизмом, по сути может быть простым и бесстрастным исповеданием мировоззрения или веры. Яркий пример – исповедание прп. Максима на суде. Если мы считаем прп. Максима одним из величайших богословов православия и учителем исихазма, нам следует внимательнее присмотреться к этому эпизоду его жизни. Максим отказался причаститься с константинопольским патриархом-монофелитом, а на вопрос «Какой ты церкви принадлежишь?» ответил «Господь назвал Церковью истинное исповедание веры в Него», за что и подвергся истязаниям. Что это – фанатизм? Чувствовал ли он неприязнь или ненависть к патриарху и к своим судьям, когда отказывался от причастия с ними, он, который говорил: «Видящий в сердце своем след ненависти к какому-либо человеку, за какое либо падение, совершенно чужд любви к Богу. Ибо любовь к Богу никак не терпит ненависти к человеку», «Совершенный в любви и достигший верха бесстрастия не знает разности между своим и чужим, или своей и чужой, или между верным и неверным, или между рабом и свободным, или даже между мужеским полом и женским»?
Есть различие между простым бескомпромисным исповеданием своей веры или взглядов, и фанатичной страстью (неприязни, смущения, самозащиты) которые такое исповедание могут сопровождать, или наоборот не сопровождать. Это относится как к нам самим, так и к тем с кем мы ведем диалог. Человек может высказываться жестко, не «политкорректно», но за его словами может не стоять никакой страсти или неприязни.
Проблема фанатизма прежде всего кроется в нас самих, в том что попытки поколебать или изменить наше мировоззрение вызывают нашу подсознательную реакцию самозащиты ради сохранения того устойчивого мировоззрения вокруг которого мы выстроили свою жизнь, и лишь следствием этой реакции бывают наши страстные поступки и слова, облеченные в убедительные доводы или праведный гнев.
