вот это да! оказывается человек не утерял подобие в грехопадении...мда...как то странно читать подобные откровения на форуме исихастов, которые прямо жилы из себя тянут и жисть кладут, чтобы вернуть это самое утерянное подобие...
да ? зачем? чтобы над нелюдьми возносится?
Люди дна
Однажды, а было это в 1948 году, из ворот калькуттского монастыря вышла монахиня. Купив на рынке бело-голубое сари — одежду бенгальских женщин, она исчезла в трущобах Калькутты. А скоро мать Тереза, как звали нашу героиню, уже варила похлёбку: вокруг собрались чумазые и голодные дети — первые подопечные странной монахини. На пустыре, где висел на огне котёл, было весело: аппетитный запах привлекал вездесущую детвору и нескольких нищих — сытый не подойдёт за благотворительных супом. Он, конечно, предназначался другим — отверженным. В сущности, они так ничего в своей жизни и не получили, кроме этого супа и доброго взгляда монахини
Любой из нас, кто ненароком столкнётся с бомжом, шарахнется в сторону: испитая физиономия, с переломанным, как у боксёра, носом, гадкие обноски, чёрная от грязи рука, тянущаяся за подаянием… В общем, существо с другой планеты, общение с которым способно обогатить вас нечленораздельными звуками и не передаваемой вонью дешёвого самогона. А если вы работаете медсестрой в больнице, то, когда его, в стельку пьяного, чертыхаясь притащит скорая, знакомство дополнится вшами, готовыми переползти на ваше белое тело. Есть, есть черта, за которую просто нельзя опускаться — дальше ты не человек.
Не думаю, что нищий, лежащий в сточной канаве Калькутты, чем-то симпатичнее своего собрата с окраин Саратова. Тем не менее, индийцу повезло; картина, что можно было не раз наблюдать: маленькая женщина в сари, сгибаясь под тяжестью тамошнего бомжа, тащит свой груз в приют — просто негде раздобыть машину. Вши, заметим, в это время переползают «на новое пастбище» — худое тело матери Терезы, героини этих размышлений. Она была нашей современницей и возилась с нищими вплоть до своей кончины, пока были силы, конечно: сказывался возраст — 87 лет прожила монахиня, которая видела в своих подопечных Христа. Такой вот «обман зрения». Ну, тут нужно читать евангелие, где Иисусом сказано: всё, что сделали для нуждающихся — сделали Мне. Получается, нищий — это образ Христа, «двойник» Его, как то не покажется странным.
Вообще, казалось, одно дело помогать бедным, другое — опустившимся, которые «сами во всём виноваты». Мы читаем евангелия и видим на их страницах действительно несчастных: например, слепого от рождения, тянущего руку за монетой.
При этом не пишут, что от него несло сикерой — дешёвой финиковой водкой. Он не поминал бранью собственную мать, и про его насекомых авторы умалчивают. А нужно ли христианину останавливаться у нынешних, совсем не сказочных, персонажей с городских помоек?
И можно ли для них сделать нечто большее, чем, брезгливо морщась, набрать номер скорой помощи, подарив тем самым медсестре приёмного покоя незабываемые ощущения знакомства с этим «двойником» Христа»?
Как-то американец, видя суетящуюся около калькуттского бомжа Терезу, сказал: «Ой, я бы и за миллион долларов к нему не подошёл!»
Старенькая монахиня подняла к нему лицо и ответила: «И я бы ни за какие деньги не стала с ним возиться, а вот бесплатно — согласна. Христа ради». Может, мать Тереза была бесчувственной от природы, — бывают же люди с грубой организацией, которые не брезгуют выуживать объедки из мусорных баков? Едва ли это случай с калькуттской святой: однажды, ампутировав гангренозный палец, она упала в обморок рядом со своим пациентом — нервы не выдержали. Значит, были.
Мать Тереза, к слову, происходила из хорошей семьи: живя до 18 лет на Балканах — нынешнем городе Скопье в Македонии, она воспитывалась в католической семье, и отец ей даже подыскивал место фрейлины при дворе Албанского короля. Но кровь, бежавшая в жилах девушки, не искала придворной скуки: по происхождению румынская цыганка, будущая монахиня рвалась на край света — стать миссионеркою было её заветной мечтой. И скоро пароход унёс послушницу Лореттского ордена в туманную Индию. В общем, позвала романтика, но жизнь Калькутты быстро рассеяла всякие грёзы. Во всяком случае, в бедных кварталах города ничего романтичного обнаружить было нельзя, а именно туда были нацелены усилия Ордена. Скажем, там не существовало уборных, и каждый, кому нужно, садился на обочину дороги и опорожнялся в придорожную канаву — расчет прост: сезонные ливни всё смоют. Правда, их нужно было дождаться.
По началу, чтобы не отбить всякий энтузиазм, матери Терезе дали чистую работу: она обучала бедных детей, собранных по округе, чтению и письму, рассказывала им о мире, из который покинула: те слушали её, открыв рот. Видимо искренность молодой монахини запали многим в душу: потом, когда мать Тереза уйдёт к нищим, за ней последуют несколько преданных ей учениц: первая придёт через месяц, остальные — позже. Так появится орден Милосердия: в его ряды запишутся столько энтузиасток, что теперь 500 миссий разбросаны по всему свету.
И я бы так выразился: каждая из работниц, бесплатно стригущая вшивых и обирающая с них червей, недалека от святости!
Среди язычников
Для святой Терезы не было задачей обратить нищих индийцев в свою веру, использую, так сказать, безвыходное положение несчастных. И если писатель Лесков описывал русских миссионеров, крестивших северных дикарей за глоток водки, то наваристый суп матери Терезы не являлся платой за обращение. Целью было увидеть в каждом обездоленном Христа, то есть не того оборванца, перед которым брезгливо зажимаешь нос, а жителя вечности. А признает ли Христа несчастный своим Богом — не важно. Главное, чтобы он почувствовал Его в заботливых руках Терезы. Собирая на улицах Калькутты умирающих, она говорила: мы даём этим людям по их вере, и перед смертью каждый получает кто молитву, кто доброе слово, кто яблоко, кто сигарету.
Рядом с благотворительной кухней Терезы стоял храм богини Кали, и тамошний жрец, увидев в монахине конкурентку, угрожал убить её, если не уберётся восвояси. Однажды, услышав много доброго о нашей католичке, он явился в миссию и стал наблюдать, а потом сказал Терезе: я всю жизнь молился Кали, но лишь теперь увидел ожившую богиню — это ты! И хотя статуя Кали была обвешана человеческими черепами — всё-таки, богиня смерти!— и сама Тереза шарахалась от неё, как от мерзкого идола, язычник не мог выразится иначе — других богов он не знал. С той поры под сводами индийского храма, в уголке, мать Тереза устроила приют для умирающих, а в лице жреца нашла помощника. Это было кстати: прошло не мало лет, прежде чем власти Калькутты подарили миссионерке заброшенное здание, населённое подонками общества — ворами и попрошайками. Те не хотели пускать сюда убогих, грозились убить Терезу, но не посмели. А, может, Бог хранил!
