И вот тогда и задаешься вопросами, что есть Церковь и где она...
ЦЕРКОВЬ ОДНА***Церковь одна, несмотря на ее видимое деление для человека. Церковь не есть учреждение. Кто утверждает, что Церковь есть авторитет, тот богохульствует. Никакого главы Церкви, ни духовного, ни светского, мы не признаем. Христос – её глава, и другого она не знает. Любовь есть венец и слава Церкви.***
***Церковь называется единою, святою, соборною, апостольской, потому что она едина, свята, потому что она принадлежит всему миру, а не какой-нибудь местности, потому что ею святится все человечество и вся земля, а не один какой-нибудь народ или страна; потому что сущность ее состоит в согласии и в единстве духа и жизни всех ее членов, по всей земле, признающих ее; потому, наконец, что в писании и учении апостольском содержится вся полнота ее веры, ее упований и ее любви.***
Алексей Хомяков
В 1847 году, путешествуя, Алексей Степанович Хомяков заехал в германское курортное местечко Эмс, где лечились Гоголь с Жуковским, и познакомил друзей с одним небольшим, но очень интересным трактатом, который назывался «Церковь одна». «Он отыскал его на греческом языке в рукописи, - пишет Николай Васильевич, - катехизис необыкновенно замечательный. Еще нигде не была доселе так отчетливо и ясно определена Церковь, ее границы, ее пределы». Гоголь в восторге тут же переписывает сочинение себе в тетрадь, а Василий Андреевич забирает и саму рукопись, заявив, что «теперь именно та минута, в которую она здесь произведет великое действие».
Между тем русский текст уже вовсю гулял по рукам, и Москва гудела. Как рассказывал Хомяков, «многие, предубеждённые ходячими формулами, думали, что духовные меня осудят чуть-чуть не на костёр, а на поверку вышло, что все те, которые прочли, согласились, что оно вполне православно и только к тиснению неудобно или сомнительно». В конце концов, где-то через год, вняв дружеским советам, Алексей Степанович отправил рукопись митрополиту Филарету. Тот внимательно ее прочёл и сказал, что работа весьма примечательна, но писана не духовным лицом и не в какой не в Греции, а у нас. Авторство Хомякова перестало быть секретом.
Для страны, где государство давно превратило Церковь в некое социально-идеологическое управление, подобное вольнодумство – это просто бунт. А между тем, Хомяков излагал прописные истины, которым, свободно владея греческим, он учился прямо у святых отцов.
