Проблема неизбежно возникает не только по причине существования указанного соглашения, но и из-за неосознанной потребности жены в зависимости (не любви), в то время как эта потребность встречает бессознательную потребность мужа контролировать ее (не любить). Невротический союз может выглядеть так: «Я буду твоим папочкой и буду оплачивать счета. Взамен я буду сохранять полный контроль над отношениями». Романтическая литература неизменно прячет реальность невротического выбора за сладкой ложью. Благородный герой убедит красивую, ранимую, по-детски непосредственную женщину в том, что ей необходимо позволить ему позаботиться о ее финансовом, социальном, психологическом, интеллектуальном и духовном благополучии. «Я буду заботиться о тебе так хорошо, что тебе не понадобятся собственные деньги». Мужчина определяет рамки, а женщина в них существует. «Ты будешь отвечать за чувства, я – за мысли; например, я думаю, достаточно одного Бога, и пусть он будет мужчиной». Женщины и мужчины, которые прошли путь отрицания (via negative), почувствуют ловушку, но более молодые пары могут ее не заметить. Пост-феминистское поколение получило большой ресурс независимости от феминистских вложений своих предшественников. Что молодой женщине необходимо исследовать в вопросе «патриархальной тирании», когда она соглашается на подобные условия – надежность благополучного замужества и независимость одинокой девушки, самостоятельно зарабатывающей на жизнь? Большинство дочерей феминисток (включая мою любимую взрослую дочь) мало что знают о борьбе за равноправие женщин. Я встретила несколько старшеклассниц, которые думали, что дело было в нежелании носить корсет и лифчик. Такое невежество позволяет им оставаться в наивной уверенности, что возможно одновременное существование победы независимости феминисток и надежности прежнего патриархального соглашения. В таких девичьих мечтах нет противоречия между развитием их собственной ярко выраженной идентичности и, в то же время, сохранения их безопасности и защищенности в условиях финансово благополучного брака. Они все еще не прошли путь отрицания. Они думают, что знают, что такое любовь. Пустые мечты также являются ловушкой для молодых мужчин, которые слишком долго соблюдали до-феминистское соглашение. Они идеализируют условия прежнего контракта и охотно подписывают его. Я буду твоим героем, проводником, защитником, а ты будешь Королевой в Доме, Матерью, которой я, наконец, могу управлять. К чему ни один из партнеров не бывает готов, так это к гегелевской силовой игре в хозяина/раба, запутанность которой рано или поздно станет причиной расторжения сделки. Полученное этим поколением образование является настолько недостаточным в области психологии и философии, что у некоторых существует некая идея эмоциональной оплаты любви. Она скрывает взаимное соглашение, чтобы оставаться в неведении. С точки зрения женщины, такая сделка предполагает, что она остается ребенком. Я буду с тобой, пока ты будешь содержать меня, и моя эмансипация не обсуждается. С мужской точки зрения это означает необходимость пожизненного поддержания героического образа, иногда ценой собственного здоровья. Возвращение к зависимости – это естественная защита от боли осознания себя отдельной личностью. Однако, чтобы обрести мудрость души, мы сначала должны понять, что даже самые прекрасные отношения не могут уберечь нас от предназначенного человеку одиночества. Существует духовная потребность расправить крылья; Жан-Поль Сартр выразил это как максимально лаконично: мы приговорены к свободе. Идиллическая мечта о неуязвимой родительской защиты от всех враждебных сил полезна в начале жизни. Мамочка и Папочка поддерживают домашний очаг, где Ребенок защищен от опасностей как внешних, так и внутренних. Однако такие психологические дивиденды благоприятны только до тех пор, пока зависимость является естественной из-за детской хрупкости или болезненности. Романтичная девушка мечтает выйти замуж за героя, чтобы возвратить себе чувство безопасности. Или ее муж, который считает, что может купить себе мать, которую он сможет контролировать. Оба они жертвы непроверенного мифа, который охраняет их незрелость. Взрослый человек, не сумевший вырасти, старается восстановить ситуацию, где можно получить многое, взамен отдав малое. Велика вероятность, что такие люди также воспитают своих детей таким образом, что они не смогут повзрослеть. Сочувствие, с которым общество относится к таким недугам и лишениям, всегда было и остается надежным критерием оценки уровня его цивилизованности. Все развитые культуры, некоторые в большей степени, предлагают систему поддержки тем, кто действительно попал в беду. Как бы там ни было, подобные системы подвержены влиянию коррупции и нуждаются в постоянном контроле, чтобы укрепить «страховочную сетку» (или надежность среды), предназначенную для обеспечения возможности обращаться за сочувствием тем, кому это действительно нужно. Это принципиально важно для того, чтобы остановить злоупотребления не отвыкших от заботы, манипулирующих людей. Направление психологии развития, которое ставит нашего внутреннего раненого ребенка в центр нашего сознания, вообще никому не помогло. Как раз наоборот, оно дало слова и способы для искажения большинства естественных проявлений общества, в том числе природного сочувствия, свойственного большинству людей. Теория «устойчивого развития» начинается со способности отличать манипулирование инфантильных взрослых от призыва о помощи, осуждение – от установления справедливости
